Больница в Мариуполе. Сотни раненых и погибших. Кровь, кровь и снова кровь

На подъезде к медучреждению - сгоревшая коммунальная и военная техника, которой ВСУ и боевики запрещённой группировки "Азов"* пытались блокировать наступление армии ДНР. Под самой больницей - разбитые машины с символикой украинской нацгвардии. Позже мы узнаём, что этот объект Киев не обошёл стороной и так же пытался сделать из него укрепрайон. Мешки с песком по коридорам, оборудованные прямо вдоль палат огневые точки и позиции. Боевики не брезговали взять в заложники даже раненых людей, но, к счастью, выбивать из больницы их не пришлось: отступили в соседний квартал сами, как только кольцо обороны на въезде в город было прорвано.

На входе в больницу выстроились сотни людей. Кто-то пытается уехать из города, ожидая прибытия эвакуационных автобусов, которые забирают местных жителей в относительно тыловой населённый пункт Володарское, а затем - в Россию. Другие пришли сюда за гуманитарной помощью.

"Может, попозже, как потише будет, уедем", - говорит Дарья, девушка лет двадцати пяти.

Ехать по дороге, которая до сих пор обстреливается украинской армией, девушка боится, объясняет: на руках - четырёхлетний ребёнок, и боится она в первую очередь за него.

В большинстве своём среди тех, кто не уезжает из города и пришёл только за гуманитарной помощью, старики и семьи с совсем маленькими детьми. Одни отправляться в дорогу боятся, другие уже не в состоянии, особенно те, кто получил ранения.

"Пожалуйста, я вас умоляю, родненькие, я за вас до конца жизни молиться буду, - рыдает старушка, трясущейся рукой извлекая из пакета крохотный блокнот с записанным на нём номером телефона. - Позвоните моей дочке, позвоните, пусть она заберёт меня. Я там же, у себя в квартире".

Мы пытаемся дозвониться, но связи в Мариуполе нет. Обещаем, что при первой же возможности свяжемся по указанному номеру. Уже вечером снова эмоции - теперь уже от женщины, которая берёт трубку на другом конце провода. Подробно расспрашивает, как её мама, в каком состоянии.

Мы тем временем проходим дальше и заходим в саму больницу. На углу гудит генератор, обложенный мешками с песком, - это единственная возможность дать медучреждению электроэнергию и сохранить генератор целым. Больница продолжает работать...

Воду, которую люди набирают в пятилитровые баклаги в холле больницы, тяжело назвать даже технической. Ярко-ржавого цвета, с густым осадком, и, тем не менее, это вода. Очередь за ней тянется до ступеней, за которыми начинаются кабинеты. Пол здесь тоже залит водой, не сразу понимаю: кровь уже невозможно оттирать, её просто смывают из вёдер. Кровь везде. На ступенях, в коридорах, на каждой койке, на каждом стуле: больница залита кровью. Во все стороны идут люди, и они - тоже в крови: женщины, старики, дети...

Врач с уставшими глазами поднимается из подвала. Идёт по лестнице, зажав в зубах сигарету. Нонсенс! Но здесь на это никто уже не обращает внимания. Курят в палатах, в коридорах, пациенты и врачи. Курение здесь - не самое страшное из того, что может быть. И словно в подтверждение этой мысли где-то за углом больницы завязывается плотный стрелковый бой: армия ДНР продолжает давить врага, тот в свою очередь отчаянно отбивается и просит поддержать артиллерию. Над городом начинают свистеть снаряды, разрываясь со всех сторон.

"Да, - смеясь говорит солдат, который видит, как я срываюсь с места при очередном разрыве. - А вы думали? Здесь вот так".

На вопрос о том, как давно прилетало прямо по больнице, боец отвечает, что пару дней назад, но вокруг госпиталя - постоянно. Городские бои в разгаре, и Украина отстреливается, не особо рассуждая, куда будут лететь мины и ракеты РСЗО. Хаос, кровь, разруха и смерть - так вёл эту войну Киев на протяжении восьми лет, и сейчас ничего нового в его тактике нет.

Бойцы помогают нам найти главного врача, но женщина, которая представляется Ольгой Петровной, к диалогу не настроена. То ли для того, чтобы поскорее избавиться от журналистов, то ли с какой-то другой целью, говорит: раненых не много, детей в их числе, кажется, нет, а в больнице всё хорошо, и с врачами, и с медикаментами. Но вскоре мы понимаем, что её слова катастрофически далеки от правды и ничего общего с действительностью не имеют. Понятно это становится сразу после того, как мы поднимаемся в хирургию.

Проход через длинный больничный коридор остался только под стеной, другая половина коридора занята койками, носилками, а порой матрасы лежат прямо на полу. В абсолютной тишине лежат десятки раненых, и только изредка слабыми голосами спрашивают у проходящих мимо: "Браток, есть сигарета?"
Кажется, кто-то спит, измучавшись, и вдруг мозг пронзает осознание: тела, накрытые одеялами с головой, - это скончавшиеся. Просто их некому, да и некуда уже уносить. Вот и лежат вместе с живыми бесконечной цепью. Забиты коридоры, забиты палаты, подсобные помещения. В подвале кто-то даже не лежит, а просто сидит в инвалидной коляске - матрасов уже нет.

"Мне в четверг перевязку делали, и всё, больше не подходили. А вдруг загноится?" - спрашивает у нас мужчина, получивший осколочное ранение в бедро.

Осколок извлечь так и не смогли, рентген-аппарата в больнице больше нет, оставили ждать, и вот уже неделю, сидя в коляске в подвале, мужчина ждёт...

"Кормят солдаты, полевая кухня, каша, супчик, мы носим тем, кто не может встать", - объясняет одна из раненых.

Она чувствует себя хорошо, а потому с такими же, как сама, оказывает помощь тем, кому хуже. А боль и страдания здесь, кажется, растут в геометрической прогрессии от шага к шагу. 

"Малая операционная" - извещает нас табличка на стене.

Дверь открыта нараспашку, а из дверного проёма виднеется чьё-то тело. В эту часть больницы никто не ходит, это самое страшное её крыло. Здесь уже нет боли и страданий, только смерть. Малая операционная превратилась в морг. Тела сложены штабелями, одно на другое. Женщины и молодые девушки, юноши и старики. Кто-то прямо в верхней одежде, в зимних ботинках, те, кто скончался по дороге в больницу или по прибытии сюда. Есть люди в лёгкой одежде, те, кому уже оказывали помощь медики.

Соседняя комната также занята телами. До какого-то момента здесь пытались оперировать, пытались спасать. На тележке в коридоре - набор реанимации, окровавленные медицинские перчатки, ампулы из-под лекарств и шприцы. Но смерть оказалась сильнее...

"Я стрелял, в меня стреляли, и много раз. Я думал, что знаю, что такое война", - говорит ополченец Владислав. Мужчина воюет с 2014 года, прошёл Донецкий аэропорт, получил тяжелейшее ранение и сейчас снова вернулся в строй. Казалось, что привык он уже ко всему, но картина мариупольской больницы заставила его побледнеть. - А война, настоящая, вот она. Не в стрельбе, не в боях. Настоящая война в потоке беженцев, и в этой больнице. В этой операционной с трупами, в этих коридорах".

Мы уезжаем. Уезжаем, чтобы рассказать об увиденном как можно большему числу людей, и везём этот тяжёлый груз памяти навсегда с собой.

Автор: Георгий Медведев