Что происходит в Дагестане?

Журналист Андрей Бабицкий — о том, кому и зачем понадобилось арестовывать членов Правительства Дагестана. На самом деле речь идёт не только и даже не столько о борьбе с коррупцией в самой коррумпированной республике России, как об этом пишут сегодня все отечественные медиа. Нет, коррупцию, конечно,

Журналист Андрей Бабицкий — о том, кому и зачем понадобилось арестовывать членов Правительства Дагестана.

На самом деле речь идёт не только и даже не столько о борьбе с коррупцией в самой коррумпированной республике России, как об этом пишут сегодня все отечественные медиа. Нет, коррупцию, конечно, тоже поджимают, делая это в высшей степени неделикатно, но сама по себе антикоррупционная часть является, как мне представляется, второстепенной задачей в рамках куда более масштабной «зачистки». В Дагестане идёт слом архаичной системы власти, сложившейся там после распада СССР. Фактически республику жёстко, за шиворот втаскивают в XXI век из века XIX, в котором она безнадёжно увязла в постсоветские времена.

В советский период структура управления на Кавказе тоже учитывала этнический элемент, однако одновременно действовал механизм удержания ситуации от полного провала в родоплеменную архаику. Первый секретарь республиканского комитета партии мог быть местным, однако второй для противовеса обязательно являлся русским, иногда бывало наоборот.

Официальный партийный язык, использовавшийся партийными бонзами и чиновниками, не имел даже лексики для именования параллельных, клановых отношений и обязательств, хотя они, конечно, существовали и плотно подпирали всей своей махиной тонкий снизу и по бокам остов советской управленческой страты. Тем не менее растворить в себе полностью управленческий аппарат кровнородственная система вещей была не в состоянии. Партийное око неустанно следило за тем, чтобы хотя бы с виду национальные элиты были как государственнические.

Но, когда компартия и её институции канули в прошлое, этические и клановые начала заявили о своих претензиях на власть. Процессы эти шли перманентно на всём постсоветском пространстве, но именно на Северном Кавказе архаизация оказалась наиболее глубокой. Национальные движения стали диктовать политическую повестку, в которой главными пунктами значились возрождение национальной культуры и возврат к традиционным формам общественной жизни. Из этого явления и выросла так называемая суверенизация, которая нашла предельное своё выражение в чеченских событиях начала 90-х годов прошлого столетия.

С Чечнёй пришлось разбираться посредством военной силы, а с другими национальными окраинами Кремлю удалось договориться. В обмен на лояльность — весьма условную, кстати говоря — местные кланы получали право управлять, разворовывать средства из федерального бюджета и почти бесконтрольно распоряжаться имевшимися в наличии ресурсами, в первую очередь землёй. Надо ли говорить, что такая структура власти легла тяжелейшим бременем на рядовых граждан, поскольку вместо государства республики получили уродливую конфигурацию власти, позволявшую единицам, присвоившим себе право выступать в роли представителей этнических сообществ, обирать в теснейшей смычке с криминалитетом задавленную и бесправную массу обычных жителей.

Этот полуфеодальный строй, кстати говоря никакого отношения не имеющий к уходящим в глубь веков обычаям северокавказских народов и адату, и сегодня в значительной степени удерживает свои позиции в регионе, но в наиболее отвратительных и масштабных формах клановая общественная структура отлилась именно в Дагестане, поскольку здесь власть досталась не одной этнической группе, а целому конгломерату. Сохранение межэтнического баланса, осуществлявшегося за счёт распределения властных позиций между представителями разных национальностей, складывалось непросто, и со стороны казалось, что в эти дебри лучше не лезть, поскольку стоит нарушить связанность элементов — и вся конструкция завалится с непредсказуемыми последствиями.

То, что происходит сейчас, можно назвать национализацией этнических сообществ Дагестана. Конечно, лезгины, аварцы, даргинцы — все дагестанские народности, которых этнографы насчитывают около 40, остаются сами собой, их этническая самоидентификация не меняется. Но этот фактор переводится в ранг сугубо культурных. Этносы теряют право на власть и администрирование, власть становится наднациональной или, если хотите, русской, если под «русским» понимать объединяющее начало в многонациональной стране.

Коррупция — явление, конечно, малоприятное, но в списке приоритетных задач борьба с нею не является первоочередной. Самое главное — это возвращение людям гражданского самосознания, понимания того, что они — дети России, а не бесправная человеческая масса, с которой клановые начальники могут произвольно обращаться, как хотят: обворовывать, брать взятки буквально на каждом шагу, фальсифицировать уголовные дела, устранять в том случае, если какой-то гражданин становится помехой на пути реализации интересов клана и смыкающегося с ним криминального сообщества.

И Дагестан — это первый, хотя и очень амбициозный, если иметь в виду масштабы, шаг по выводу Северо-Кавказского региона из тьмы клановой архаики. И мне кажется, что на сей раз всё получится. Убеждают меня в этом даже не аресты руководителей и министров, а то, с какой формулировкой Владимир Васильев в декабре прошлого года уволил министра образования Шахабаса Шахова. С такой бестактностью, нарушением всех неформальных правил Дагестан ещё не сталкивался. Министр был уволен с записью в трудовой книжке «За безобразную работу». Вот эта смешная и яркая деталь — лучшее свидетельство того, что обратной дороги не будет.

 

Источник: life.ru

Автор: Андрей Бабицкий

Мнение автора статьи может не совпадать с мнением редакции

Новости партнеров