Геополитическая ситуация и задачи России в современных условиях
Россия, ужавшаяся до пределов «Российской Федерации», лишившаяся огромного количества жизненно важных, населенных русскими людьми и обильно политых русской кровью земель, оседланная чудовищной паразитарно-колониальной системой, столкнулась с очередными масштабными геополитическими и геоэкономическим
Россия, ужавшаяся до пределов «Российской Федерации», лишившаяся огромного количества жизненно важных, населенных русскими людьми и обильно политых русской кровью земель, оседланная чудовищной паразитарно-колониальной системой, столкнулась с очередными масштабными геополитическими и геоэкономическим
Россия, ужавшаяся до пределов «Российской Федерации», лишившаяся огромного количества жизненно важных, населенных русскими людьми и обильно политых русской кровью земель, оседланная чудовищной паразитарно-колониальной системой, столкнулась с очередными масштабными геополитическими и геоэкономическими вызовами. Они усугубляются тем, что российский правящий класс, стоящий у руля этой самой системы, не в состоянии адекватно реагировать и даже адекватно осмыслять данные вызовы. Помимо бесчисленных прямых агентов зарубежного влияния, наверху сконцентрированы люди, ставящие свои кланово-корыстные интересы бесконечно выше национально-геополитических интересов России, хотя и выдающие первые за вторые.
Изредка первые и вторые могут действительно совпадать, как это было в случае с Крымом или принуждением Грузии к миру. Но и в этих случаях успех не был закономерно и грамотно развит потому, что интересы №1 вошли в противоречие с интересами №2. Что уж говорить про большинство случаев, когда интересы №2 не принимаются во внимание изначально, несмотря на трескучую риторику о защите именно их.
Для российской внешней политики и политической системы государство, его граждане, их интересы и чаяния — не предмет неустанной заботы, а маскировка и одновременно инструмент решения настоящих задач. Задачи же эти и цели ставятся и осуществляются, повторимся, в интересах пестрой мозаики привилегированных сословий, кланов, ведомств, корпораций и отдельных личностей. Финальная точка этих интересов в их финансовом, экономическом, имущественном и потребительском разрезе находится на Западе, потому и политика получается прозападной, с явными чертами перехода от просто компрадорской ко все более колониальной.
Так как осуществить указанную своекорыстную политику можно лишь за счет и в ущерб интересам государства и нации, то и выходит она антигосударственной и антинациональной. Есть, правда, еще «китайская партия», но она слабее «западной» и тоже ориентирована на свои частно-групповые, а не национально-государственные интересы. Разве что, возможно, чуть реже совсем им параллельна и чуть чаще ситуативно перпендикулярна.
Полностью осознавая сложившееся прискорбное положение, мы все же считаем необходимым сформулировать наше видение геополитической ситуации и грядущих задач так, как если бы российская власть была полноценным субъектом национальных интересов.
Общие положения
По мнению авторов, в современных условиях в центре внимания официальной Москвы в плане долгосрочной линии поведения должна быть двуединая геостратегия, а именно: при необходимости всемерного и быстрого развития транспортно-коммуникационного каркаса страны, особенно ее зауральской части (с охватом приарктических территорий) как эффективного способа завершения затянувшейся «внутренней колонизации» и насыщения русским культурно–цивилизационным элементом обширных территорий евразийского континента (первый элемент) повысить внимание к региональным проблемам вокруг России, к состоянию ее пограничных зон по всему периметру границ (второй элемент). Это означает, что модернизация «внутреннего Востока» и «внутреннего Севера» страны должна иметь, как сказали бы раньше, охранительный характер. Для нас это означает, что, так же, как при царях и большевиках, нащупав в ходе нового «натиска» на Северную Евразию свои естественные границы, Россия должна остановиться и закрепиться на определенных рубежах; должна позаботиться о том, чтобы ее пограничье и приграничные районы/зоны за рубежом не генерировали излишнее число вызовов и угроз, не работали бы на дестабилизацию огромного по масштабам геополитического пространства страны. Речь идет о «ближнем» зарубежье, где, как мы сегодня видим, насолить России есть кому…
Это значит, что реализация нового российского «континентализма» во многом упирается в проблему нейтрализации или хотя бы минимизации тех вызовов и угроз, которые исходят ныне из зоны Великого Лимитрофа (ВЛ) – из того сегмента мирового геополитического пространства, которое находится между Россией и Европой, Россией и Средним Востоком, Россией и Китаем, протянувшись то сужающейся, то расширяющейся полосой от Балтики до Каспия и от Туркмении до Маньчжурии и Кореи [1]. Речь идет о зоне, из которой Россия ушла с распадом Советского Союза, но в которой давно и прочно закрепился внерегиональный игрок – США, а заодно с ними и НАТО. И сегодня Москва вынуждена сюда возвращаться. При этом важно кое-где сохранить, а кое-где создать заново «коридоры-ворота» в залимитрофное пространство: в Европу, на Средний Восток и в Центральную Азию (ЦА).
Работа эта должна идти избирательно, исключительно под интересы России и с прицелом на «стержневые» государства в регионах, организованных по принципу «жестких кластеров», что предполагает выход (соответственно) на Германию, Иран и Индию. Сегодня это непростая задача, особенно в Балто-Черноморской зоне, поскольку основательно закрепившиеся здесь США не горят желанием помочь Германии и России устроить «пояс сотрудничества». А в той же Германии, например, при достаточно сильном проамериканском лобби и сильно ограниченном суверенитете этой страны, если и выражают желание сотрудничать с Москвой, то разве что исходя из чисто прагматических соображений (как, например, в ситуации с «Северным потоком-2»). Впрочем, это касается не только Германии. К России сегодня такое отношение и у других крупных европейских игроков.
Россия, Европа и Китай: нелюбовный треугольник
Да, некоторое время назад со стороны России имела место попытка «покупки Европы». Но, как справедливо замечает Ю.М. Солозобов, такого рода «принуждение к партнерству» не опиралось на взаимно разделяемые «европейские ценности» и имело чисто корпоративный характер. Предполагалось, что в обмен на российские запасы нефти и газа еврокомиссары для начала пустят «Газпром» в Европу, а потом-де и другие российские компании образуют симбиозы с европейскими концернами. Иными словами, предполагалось, что по схеме «нефть/газ в обмен на… удовольствие» отдельным отечественным олигархам и избранной верхушке политического класса России будет дозволено получить активы в газовой, сталелитейной и аэрокосмической индустрии ЕС. Не тут-то было… Солидарный ответ Европы был для Москвы в целом неутешительным: он отчетливо выразился в новой энергетической «политике сдерживания» (речь идет прежде всего о «третьем энергопакете») [2].
За последнее время если ситуация здесь и изменилась, но только не в лучшую (для России) сторону. Ей не удалось сколь-нибудь серьезно продвинуться экономически в Европе и изменить структуру своего экспорта. Рассчитывать на преференции со стороны стран ЕС (скажем, той же Германии), тем более делать ставку на них как стратегических партнеров, не приходится. Как, впрочем, и на Китай, успешные проекты с которым у России пока только в области углеводородов, куда Пекин еще готов вкладывать деньги (как, например, в порт Сабетту), но в другие сферы – нет. Как отмечают эксперты, увы: «для этих мощных экономик сотрудничество с Россией близко с статистической погрешности» [3]. Скажем, тот же Китай, действующий все более агрессивно и вообще ведущий «нелинейную», в соответствии с канонами стратагемного мышления, игру в рамках треугольника, где два других государства – США и Россия – ведут линейную игру, т.е. действуют чаще всего тактически, а не на долгосрочную перспективу [4], все активнее сам работает с Европой. Для этого лидеры Поднебесной используют ныне два формата.
Прежде всего – формат двусторонних отношений (чего стоит уже состоявшееся проникновение Поднебесной в Грецию, где корпорация COSCO в 2016 г. де-факто подмяла под себя порт Пирей, и в Италию, где на очереди порты Триеста и Генуи, которые по мысли китайских стратегов, должны стать западной оконечностью морского участка проекта «Один пояс – один путь» (ОПОП), Так что Италия де-факто взяла на себя роль, которая в 2013/2014 гг. предназначалась Украине (и не только в плане морских коммуникаций). Но та сама лишила себя выгод ОПОП. Ни в одной из нынешних схем прокладки маршрутов «Нового Шелкового пути» этой страны нет. При этом Пекин мало считается с интересами России, которая вроде бы тоже предпочитает работать с «европейцами» в формате двусторонних отношений, но достаточно вяло ведет свои дела. Но ладно бы «чужие» европейцы, так ведь Китай активен уже в… Белоруссии. Чего стоит один только китайско-белорусский индустриальный парк близ Минска, с особым (комфортным) режимом ведения бизнеса, расположенный рядом с международным аэропортом, важнейшими железнодорожными путями и транснациональной магистралью Москва – Берлин [5]!
Одновременно с этим Пекин все активнее и плотнее работает с Европой в формате многосторонних отношений. А здесь у него, в свою очередь, два основных track’a.
Первый – курс на Брюссель, в отношениях с которым Пекин намерен в 2020 г. выйти на заключение всеобъемлющего инвестиционного соглашения. Необходимую «площадку» для диалога с Брюсселем Пекин создал заблаговременно (уже состоялся 21-й саммит в формате Китай – ЕС). Параллельно с этим и как бы в обход Брюсселя китайская сторона активно выстраивает в формате «16+1» отношения со странами Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ). Суть данного многостороннего формата в активизации сотрудничества Поднебесной с 11 странами ЦВЕ в области инвестиций, транспорта, финансов, науки, образования и культуры (в апреле 2019 г прошел уже 8-й саммит в этом формате). В Пекине рассматривают эту зону мира как важную часть транспортно-коммуникационного «коридора» из Азии в Европу, который выстраивается в рамках ОПОП. Судя по всему, «старая» Европа не против этого. Почему бы, в самом деле, не переложить на чужие плечи бремя поддержки «младших» членов ЕС (а среди них как раз много «буферных» государств), чем содержать их, тем более, если Китай нацелен на это. И неслучайно некоторое время назад уже было объявлено о создании Межбанковской ассоциации Китая и стран ЦВЕ, целью которой провозглашено «финансирование крупных стратегических проектов») [6]. Это ли не повод для Москвы обратить самое серьезное внимание на то, что происходит вблизи ее западных границ и вообще начать более тонко вести дела в тех зонах, где стыкуются лимитрофные и лимбовые (по С.В. Хатунцеву) земли.
Идем на Восток
Главный геополитический недруг России – США – как раз и опасаются, что Россия займется вплотную своим «поясом безопасности» (одной из «защитных оболочек», или, если говорить языком В.Л. Цымбурского, «поясом прикрытия»). По этой логике России надо бы: а) всячески избегать прямого контакта и, стало быть, жесткого «трения» русской (евразийской) цивилизационной «плиты» с евро-атлантической «платформой», что было бы возможным в случае «съедания» последней лимитрофных государств и б) создать ситуацию, когда государства, в которых есть регионы, прямо ориентированные на Россию, имели бы (или сохраняли) свой нейтральный политический статус и были бы готовы признать «Русский Мир» в качестве культурно-политической реальности [7]. Уточним эту важную в концептуальном отношении позицию. В интерпретации того же Б.В. Межуева она звучит так: для России в окружающем ее геополитическом пространстве важно отделять территории ее «шельфа» от собственно лимитрофных пространств, за которые Москва не несет особой ответственности и «по отношению к которым может вести себя сугубо прагматически» [8].
Конечно, для России есть проблемы и в восточном сегменте ВЛ. А это зона побольше, чем его западный сегмент – она протянулась от Каспия до Маньчжурии. И посложнее: ведь здесь находятся донельзя хаотизированный Афганистан, перманентно неспокойный Синьцзян, рядом затяжной кашмирский «узел противоречий». Но данное геополитическое «Междумирье» все же находится под серьезным контролем России, и Китая, а частично «заключено» внутри территорий обоих государств. В последнее время, правда, Китай начинает все сильнее давить на российскую часть ВЛ – от Тувы до Уссурийского края. Формально и уже достаточно давно провозглашено, что у Китая к России территориальных претензий нет. Но это не значит, что у Китая к нам нет «справедливых требований». Как замечает наш известный востоковед А.П.Девятов: «В китайском языке «территориальные претензии» и «справедливые требования» имеют разные смыслы и разные иероглифы. Китайцы думают иероглифами. Поэтому «справедливые требования» они предъявят, тут даже думать нечего» [9].
Понемногу Китай устанавливает прямой контроль и над, вроде бы спорными, территориями союзных России государств. Так, в счет внешнего долга Таджикистана власти этого государства (не будем забывать – члена ОДКБ) за все годы независимости отдали китайцам 1,5 тыс. км²! Что уж говорить в этих условиях об экономическом проникновении Китая в лимитрофные страны этой зоны мира. Взять ту же Монголию – страну, по территории равную почти половине Европы, но… полупустую и географически расположенную как раз между Поднебесной и Россией. В Улан-Баторе явно опасаются повторения судьбы Внутренней Монголии (читай: поглощения «красным Драконом») и не прочь сблизится бы с Москвой. Но мощный Китай сильно давит экономически – он основной торговый партнер Монголии.
Более того, Китай намерен полностью контролировать добычу цветных металлов и нефти, а также строительство автодорог в этой стране. И монголам некуда деваться [10]. Многие эксперты в этой связи задаются вопросом: не грядет ли очередь нашей Бурятии? Нет риска, что экономическое взаимодействие Китая и России в этой части Восточной Сибири будет вестись на преимущественных для Китая условиях (речь идет о возможном инвестировании Пекина в ресурсную базу края на условиях концессионной добычи природных ресурсов и/или ее кредитования)? [11].
Строить иллюзии здесь не приходится. Тем более что нарастающее китайское давление на ВЛ сопровождается все более сильным «давлением с Юга». Мы имеем в виду прежде всего входящий в восточный сегмент ВЛ и пополнивший после распада Союза СССР «ряды» членов Центральной Азии (поэтому теперь это уже «Новая Центральная Азия», НЦА) Афганистан, который является перманентной проблемой региональной и международной безопасности. Страна давно имеет печальную славу наркоимперии, оттуда идет регулярный и неослабевающий транзит героина в РФ, другие страны СНГ и в Европу. Мало того, что практически ничего не меняется в плане борьбы с местной наркоэкономикой, и афганский «пожар» готов вспыхнуть с новой силой, так сюда идет еще и переброска американцами боевиков ИГИЛ* из Сирии и Ирака, лидеры которых намерены создать новую армию «Халифата от моря до моря», но теперь уже в НЦА! По разным оценкам, численность «игиловцев» в Афганистане, который они рассматривают как удобный плацдарм для дальнейшего броска в бывшую советскую Среднюю Азию, составляет от 3 до 10 тыс. чел. Реально их много больше [12]. Эксперты все чаще задаются вопросом: не идет ли дело к развертыванию ситуации в этой стране по сирийскому сценарию, да еще и с выбросом «избыточной» конфликтности вовне? Увы, у нас есть основание так думать.
Спрашивается: можно ли вообще как-то распутать афганский «узел», да еще в ситуации, когда на него накладывается двухосный конфликт США и НАТО с местными негосударственными игроками (Талибаном* и преемниками «Аль-Каиды»*)? Понятно, насколько это трудно сделать в нынешних условиях, но кто-то все же должен взять на себя инициативу. Ведь нерешение в обозримой перспективе сверх меры затянувшейся афганской проблемы грозит взорвать всю ЦА, с мощными «волнами» конфликтности в направлении Среднего Востока и Индостана. Тогда в самом «сердце» Евразии, на обширном ее пространстве, возникнет новый театр военных действий. И похлеще, чем сирийский. Полагаем, что для ЦА идеальной ситуацией была бы такая, когда Китай, Россия, Иран и Индия на равных участвовали бы в обустройстве «сердцевины» Большой Евразии – Афганистана – и его «окружения». Недаром многие древние властители считали его «центром мира». Индии при этом надо было бы, наконец, «замириться» с Пакистаном, до чего явно очень далеко. Зато год от года становятся лучше отношения Дели и Тегерана. Но чтобы обеспечить в ЦА долгосрочный мир и стабильность, надо выдавить из Афганистана США и минимизировать присутствие в НЦА сил Запада. Для России подобный расклад обеспечил бы безопасность в ее «мягком подбрюшье» и – главное – в ее Урало-Сибирском транспортно-коммуникационном «ядре» (а здесь самое уязвимое звено – «Оренбургский коридор», в направлении которого вдоль Каспия могли бы двигаться боевики ИГИЛ*, если бы прорвали границы Туркмении, Узбекистана и Таджикистана). Сделать это, однако, непросто, но возможно.
Блокировать поползновения исламистских сил было бы много легче, если бы в каспийском регионе сложилась прочная система сотрудничества «местных» государств в сфере безопасности, а еще лучше – если бы возник особый механизм региональной безопасности. Но до этого далеко: пока страны «каспийской пятерки» договориться по этому вопросу не могут. Дело упирается в жесткую позицию Туркмении, продолжающей ввести политику абсолютного нейтралитета. Хотя, казалось бы, после подписания в августе 2018 г. такого важного документа, как Конвенция о правовом статусе Каспийского моря, вопрос для официального Ашхабада должен был бы уже перейти в актуальный план… Но нет: пока того не произошло [13].
Проблема еще и в том, что США делают все от них возможное, чтобы вредить выходящим на НЦА крупным игрокам. Сегодня они фактически находятся в тылу всех четырех евразийских «гигантов». Вот почему американцы все еще в Афганистане, заявляют, что уходят, но по большому счету никуда не идут. И как они уйдут? Ведь они находятся не где-нибудь, а в Афганистане, в самой что ни на есть «невралгическая точка» всей Евразии, на стыке трех горных массивов – Памира, Гиндукуша и Гималаев. Это «междугорье», – зона, рассекающая исламский, китайский и русский, или славяно-православный цивилизационные «миры» (последний – чуть дальше первых двух, но влияние его все равно здесь заметно). А рядом еще и центр мировой духовной энергетики – Тибет. Находиться здесь кому-либо – значит территориально господствовать над Миром!
Как отмечает крупный специалист по Востоку М. Хассин, Афганистан – страна уникальная. Она уникальная и по своему географическому положению, и роли в истории мировой культуры (колыбель многих эзотерических течений Востока и Запада)»; в Афганистане, замечает автор, вообще существует некая «загадочная субстанция, которая проявляется совершенно неожиданно, чтобы оказать свое влияние на мировую историю» [14].
Как нам представляется, Вашингтон затеял в НЦА новую игру. И вызвана она ухудшившимися для него условиями. Но дело не в том, что велики финансовые затраты, которые несут США (в настоящий момент Пентагон тратит на войну в Афганистане почти 10 % своего бюджета), а прежде всего в том, что американцы не могут обеспечить себе военной победы над местными исламистами. Понятно: если войска США выйдут из Афганистана, то их место тут же займут талибы и иже с ними… Они просто захватят бóльшую часть страны. И тогда, в лучшем случае, ее раздел произойдет по линии «таджико-узбекский Север» – «пуштунский Юг», с серьезными последствиями для этноменьшинств (тех же хазарейцев, кызылбашей, аймаков, нуристанцев и т.д.) и, стало быть, новым обострением ситуации. Но одновременно это резко обострит ситуацию в геополитически «хрупком» и нестабильном, но ядерном Пакистане, который населяют четыре основных народа, два из них являются «разделенными» (пуштуны и белуджи). Учитывая, что пуштунов в Пакистане много больше, чем в Афганистане – 28 млн человек (в свое время ареал их проживания рассекла проведенная британцами «линия Дюранда»), его возможный раздел тут же реанимирует проблему Великого Пуштунистана. Что тогда начнется в самом «сердце» Евразии – трудно себе даже представить…
Полагаем, что до этого все же дело не дойдет. И «позаботится» об этом, не Москва, ведущая в регионе НЦА вялую и малоэффективную политику (и это несмотря на свое военное присутствие, по крайней мере, в двух странах НЦА, членство трех из них в ОДКБ и двух – в ЕАЭС), а скорее всего, Китай.
Учитывая жесткую позицию Китая в центрально-азиатских делах, членство практически всех стран региона в ШОС и его кровную заинтересованность в безопасности сухопутных маршрутов ОПОП, не приходится сомневаться в том, что Пекин сделает все, чтобы относительный мир в НЦА был обеспечен. Так что в случае чего он просто введет сюда «миротворческий контингент» (читай: силы НОАК). И все тут. Выгодно ли это США? Разумеется, нет. И он принимает «превентивные» меры.
Геостратегия США в этой зоне мира состоит из четырех шагов, а именно: а) договориться с «Талибаном»* как реальной и твердой силой – тоже исламисты, но хоть «местная», национально ориентированная, а не «транснационалы» – как ИГИЛ*, сила (и переговоры такие уже вовсю идут, вызывая резкое неприятие непуштунских политических сил – таких, как «Северный альянс-2», ведомый А. Масудом-мл.); но при этом надо сохранить свое военное присутствие в Афганистане, ибо понятно, что без него правительство в Кабуле обречено; б) способствовать всемерной «демократизации» местных режимов в ожидании «транзита власти» или самим готовить такой «транзит», используя для проникновения в страны ЦА инструменты «мягкой силы», т.е. вести дело к их ослаблению с целью на волне «цветных революций» или даже без них посадить людей, удобных Вашингтону, с прицелом на то, что новые «ханы» и «баи» перераспределят потоки энергоносителей в пользу США (пока же они в основном идут в Поднебесную); в) готовить из числа наиболее «оголтелых» исламистов новое «пушечное мясо», направляя боевиков ИГИЛ* и других террористических группировок на север, которые бы периодически взрывали границы «местных» государств, а то и просто были бы использованы для силового смещения изрядно надоевших всем светских правительств; г) связать все центрально-азиатские государства «групповой солидарностью» под своим патронажем, заранее предлагая им себя в роли «миротворца» (в случае возможного «осложнения» ситуации в их странах). Для этого была даже создана специальная «площадка» – форум межгосударственного взаимодействия всех пяти государств ЦА с США, или «С5+1» (он был запущен в 2015 г., и сделал это тогдашний госсекретарь США Д. Керри; американцы и управляют им до сих пор единолично, поскольку секретариат этого неформального объединения находится не где-нибудь, а в Госдепе США) [15].
Такой вот новый, внешне очень привлекательный, проект, а на самом деле хитрый маневр, отвлекающий государства ЦА от Китая и России, прямо бьющий по проекту ОПОП. Впрочем, проект этот хоть и новый, но идея, в общем-то, старая. И восходит она к 2005 г., когда США активно лоббировали создание в ЦА форума «Партнерство по сотрудничеству и развитию Большой Центральной Азии», в задачу которого должны были войти планирование, координация и осуществление ряда программ, разработанных для стран региона именно США. Главной, стратегической целью, которую Вашингтон хотел тогда решать с помощью Форума, было ведение наступательной войны против сил международного терроризма, но при условии создания структур безопасности, которые бы замыкались на США [16].
И вновь Европа
Мы неслучайно так много уделили внимания центрально-азиатской
проблематике, дабы подчеркнуть ее возрастающую значимость для внешней политики России и ее политики в области безопасности на южном стратегическом направлении (особенно в каспийском сегменте). Но проблемы, и серьезные, остаются для России и в западном сегменте ВЛ, как и целом на европейском направлении.
По очень точному выражению С.Б. Переслегина, это–земли, которые «представляют собой типичный «слабый пункт», владение которым может оспариваться. Здесь русский и европейский субконтиненты накладываются друг на друга, и, подобно тому как граница столкновения литосферных плит обозначена землетрясениями и вулканическими извержениями, зона взаимодействия геополитических субконтинентов отличается крайней нестабильностью» [17]. В этом плане правы те исследователи и эксперты, которые подчеркивают нарастающую значимость Беларуси как относительно устойчивого моста из России на Запад среди нестабильных и/или недружественных государств Балто-Черноморской зоны. Заметим попутно, что аналогичную Белоруссии роль в зоне ЧКР, играет ныне Армения, с прямым выходом на Иран, а в НЦА ее аналогом выступает Казахстан (и там, и там, правда, в последнее время начались процессы, которые должны были бы беспокоить официальную Москву. Мы имеем в виду признаки некоторого дистанцирования от нее Нур-Султана (Астаны) и Еревана, но официальные российские власти не видят этого или делают вид, что не видят). Для России в целом это означает одну неприятную, но вполне реальную вещь: на западной, южной и даже восточной периферии ее границ возникает перспектива создания «санитарного кордона». И это в ситуации, когда за последние 17 – 19 лет позиции России среди «ближайшего» окружения реально ослабли.
Хорошо хотя бы то, что пока в плане антироссийской направленности зона от Балтики до Каспия не может рассматриваться как единое пространственное целое, поскольку объективно разрывается присутствием в зоне ВЛ нескольких «чужеродных» фрагментов. Речь о том, что помимо российского эксклава на Балтике (Калининграда) и вернувшегося под юрисдикцию России Крыма – форпоста российского влияния в зоне Причерноморья, это и государства-союзники России – все те же Беларусь и Армения, находящийся в сфере культурно-политического влияния России и во многом сохранивший черты «советизма» Юго-Восток Украины (говоря по-русски – Донбасс, Слобожанщина и Новороссия), а также пророссийски ориентированные частично признанные государства и квазигосударства Черноморско-Кавказского региона (Приднестровье, Абхазия и Южная Осетия, в известной степени Нагорный Карабах и Талышстан, где в последнее время вроде бы вновь оживились сепаратистские тенденции). И это не удивительно, ведь с точки зрения геополитики это типичные сектора того, что, по В.Л. Цымбурскому, образует «шельф» большого «Острова Россия», которые, уходя далеко за пределы ее государственной территории, состоят с ней «в особой, требующей признания и учета физико-географической, культурно-географической, экономической и стратегической связи» [18]. Ослабление России в 1990 гг. и навязывавшийся ей командой Ельцина – Козырева евроатлантический вектор внешнеполитической деятельности ненадолго отодвинул эту очевидную вещь, но не смог предать ее забвению. Поэтому ныне Россия хотя и осторожно, путано и непоследовательно, ввиду озвученных нами в начале тезисов, но все же отчасти пытается «вернуться» в зону ВЛ. Она не может туда не возвратиться.
Польша – новый старый империалист и американский жандарм Европы
Тем не менее, перспектива создания «санитарного кордона» вокруг России сохраняется. Сегодня такого рода угроза для Москвы велика даже больше, чем это было в 1990-е и в начале 2000-х гг. Тем более что не было и нет отбоя от желающих выступить в качестве «организаторов» этого геополитического «строительства», создав по матрице ВЛ соответствующее институциональное образование. Самый свежий пример в этом плане – ситуация с «проектированием» русофобски настроенными элитами государств ЦВЕ (первым делом, разумеется, Польши) так называемого Междуморья, или Трехморья. В этот новый альянс должны войти 12 стран ЦВЕ, выходящие к Балтийскому, Черному и Адриатическому морям. Институционализация этого альянса произошла еще в 2012 г. при прямом участии США. Неформальным лидером «Трехморья» является Польша, которой поддакивают балтийские «лимитрофы» (демографические «карлики» с практически разрушенной экономикой, но… едва ли не первые в Европе русофобы и форпосты НАТО). Лидерство Польши неслучайно. За этим стоят квазиимперские амбиции ее элиты и желание реализовать геополитическую модель в духе «Центрально-Восточной Европы», что во многом подпитывается опытом существования Первой Речи Посполитой, а также более поздними устремлениями лидера Польши межвоенного периода Ю. Пилсудского в плане создания Великой Польши от моря до моря.
Мы не говорим уже о том, что это в известной мере «реинкарнация» проекта Пандунайской конфедерации (государственного объединения всех небольшевистских стран от Балтийского до Черного моря), который в 1920–1930 гг. активно продвигала такая организация, как «Интермариум». За ней тоже стояла Варшава. Иные из специалистов полагают, что за амбициями Варшавы стоит не только желание воссоздать Речь Посполитую эпохи ее расцвета, но и нечто большее, а именно: желание стать ядром обширной геополитической зоны в ЦВЕ сродни роли Вены как центра Австро-Венгерской империи до битвы при Садовой [19, 20, 21]. Проектируется эта геополитическая конструкция с подачи и под патронажем США и (заметим) в дополнение к тому малоэффективному «санитарному кордону» вокруг России, который США в лице ГУАМ создали еще в 1997 г., и, по всей видимости, на смену такому, по сути почившему, политическому проекту, как «Восточное партнерство».
Но дело не только в этом. Стратегия «долгой» (тихой) войны США в Европе в большей мере связана с подталкиванием ее к саморазрушению, а не с прямыми боевыми или просто агрессивными действиями в отношении ее. Поэтому «Междуморье» (или «Трехморье») – это геополитический проект, в конечном счете, направленный против Германии, с использованием американцами тех стран и народов, которые «аутентичные европейцы» часто не без иронии называют «тоже-Европой». Более того, США заинтересованы в том, чтобы вообще «балканизировать» зону Балто-Черноморья, что де-факто разрушало бы перспективу сохранения его в качестве «региона-ворот» между Европой и Россией. Ведь Вашингтону мало было иметь в этой зоне Европы верного вассала в лице Польши с ее местечковыми амбициями, хотя это типичное лимитрофное государство. Так они попытались «вскормить» еще одного – необандеровскую Украину, являющуюся территориально и демографически крупным государством, консолидированным на жестко антироссийской основе [22]. В итоге Россия получила сдвоенный «санитарный кордон» на западе своих границ.
Сейчас США в политическом плане расколоты практически пополам, и говорить о них как едином и неразделимом субъекте международных отношений во многих аспектах крайне проблематично. Между группами национал–эгоистического империализма, олицетворяемой Трампом, и либерального глобализма, ведомой Демпартией, идет холодная, а местами уже и горячая война. Со многими внешними игроками у этих групп больше точек соприкосновения, чем друг с другом. Нынешний, недавно переизбранный польский президент Анджей Дуда (впрочем, считается, что куда большей властью обладает его старший товарищ, лидер партии «Право и справедливость» и неформальный «аятолла» Ярослав Качиньский) откровенно солидаризируется с Трампом, что сулит ему проблемы и необходимость приспосабливаться к новым реалиям в случае, если на американских президентских выборах победит Джо Байден. Но кардинально это американо-польские отношения вряд ли изменит. Как не изменила бы их, например, и победа на польских президентских выборах кандидата от леволиберальной, ориентирующейся на ЕС и американскую Демпартию «Гражданской платформы». Связи со «старой» Европой, склонной ситуативно сотрудничать с Москвой, уравновешивались бы связями с демократами, более непримиримыми на русском направлении, чем Трамп.
Происходящее в последние дни лишний раз подтвердило определение Польши как регионального жандарма Вашингтона и одновременно же претендента на звание регионального империалистического гегемона. В Варшаве было подписано американо-польское соглашение об активизации военного сотрудничества. И одновременно именно Польша стала наиболее активным внешним игроком в белорусских протестах против Лукашенко. Конечно, основные причины и предпосылки протестов – внутрибелорусские и, скажем так, постсоветские, списывать все на козни вражеских держав не приходится. Но закрывать глаза на определенные объективные факты смысла нет. Протесты активно освещаются и даже координируются информационными площадками и ресурсами, базирующимися на польской территории. Польская дипломатия развила внутри ЕС наиболее бурную деятельность по осуждению Лукашенко и признанию его нелегитимным правителем. На постсоветском пространстве была организована антилукашеновская коалиция с Литвой, Латвией и Украиной, заставляющая вновь вспомнить о Речи Посполитой, Междуморье и «Балто-Черноморской федерации». Появилась информация и о прямом участии в происходящем польских Сил специальных операций.
Между тем многие польские политические и общественные деятели, находящиеся за пределами мейнстрима (Гжегож Браун, Януш Корвин-Микке, Матеуш Пискорски, Конрад Ренкас) крайне скептически относятся к польской активности в Белоруссии. Они считают, что свержение Лукашенко не в польских национальных интересах, так как именно при нем Белоруссия играет роль буфера между Польшей и Российской Федерацией. Ренкас пишет: «Стремление свергнуть Лукашенко казалось бы иррациональным, если бы речь шла только о том, чтобы держать Минск подальше от Москвы — ведь именно Лукашенко является лучшим гарантом независимости собственного государства». Ему вторит публицист Кшиштоф Войчал: «Александр Лукашенко до сих пор был гарантом того, что в Белоруссии не появятся никакие постоянные военные баз РФ. Благодаря этому на польско-белорусской границе не дислоцируются русские дивизии, которые представляли бы прямую угрозу Варшаве».
Доктрина Гедройца: не забыта, но заброшена
Вольно или невольно эти польские реалисты воспроизводят положения знаменитой «доктрины Гедройца-Мерошевского». Так называют определенную сумму взглядов, сформулированную в 1960-1970-х редактором польского эмигрантского журнала, выходившего в Париже, Ежи Гедройцем, и автором этого же журнала Юлиушем Мерошевским. Гедройц, польский аристократ, родившийся в Минске, сам себя называл «восточноевропейцем» и был подлинным представителем межцивилизационного пространства, называемого «восточные крессы» (земли Литвы, Западной Белоруссии и Западной Украины, ранее входившие в состав Польши). В отличие от большинства польской эмиграции, грезившей возвращением этих земель и вообще включением Белоруссии и Украины, а заодно и Литвы, в свою сферу влияния, Гедройц считал – наилучшим вариантом были бы эти государства, независимые от России, дружественные, но не вассальные Польше и являющиеся буфером между Польшей и Россией.
Мерошевский же в 1974 г. опубликовал на страницах «Культуры» центральный текст данной доктрины, в котором, в частности, писал: «Для русских польский империализм является вечно живой исторической реальностью. Не надо забираться в далекие времена, чтобы найти свидетелей польского присутствия в Киеве. Когда Миколайчик сказал Сталину, что Львов никогда не был в составе российской империи, Сталин ответил: «Львов не принадлежал России, только Варшава принадлежала». И спустя мгновение добавил:»Мы помним, что поляки были когда-то в Москве».
Многие из нас полагают, что поляки излечились от империализма. Однако русские иного мнения. Историческое мышление внушает им опасение, что поляки, в случае возвращения независимости, стали бы на империалистический путь, с которым всегда идентифицировались.
Умерли ли в нас империалистические тенденции, является ли исторический русский «польский комплекс» безосновательным? Не думаю. Много ныне живущих поляков мечтает не только о польском Львове и Вильнюсе, а даже о польском Минске и Киеве. Многие считают идеалом независимую Польшу в федерации с Литвой, Украиной и Беларусью, иными словами, альтернативой русскому империализму может быть только польский империализм и всегда было так».
В конце восьмидесятых–середине девяностых Варшава в общем и целом скорее придерживалась этой линии, с неплохими для себя результатами. Но первый и второй киевские майданы знаменовали собой отказ от нее на украинском направлении, и далеко не факт, что успешный – достаточно сказать, что на Украине восторжествовали силы, адвокатирующие Волынскую резню либо адвокатирующие тех, кто ее адвокатирует. Сейчас такой же окончательный отказ, кажется, происходит и в отношении Белоруссии.
США «замыкают круг» в Средней Азии
Но вернемся к США. У них, как мы уже сказали, «про запас» есть восточный сегмент ВЛ – буферная зона от Каспия до Южной Кореи – страны, где они давно и прочно обосновались, а рядом еще и плывущая в фарватере атлантизма Япония, с де-факто оккупированной американцами Окинавой). И точно так же, как США основательно закрепились в Балто-Черноморской зоне, им хотелось бы обеспечить свой контроль в восточном сегменте ВЛ, который пока еще во многом является «соединительно-разъединительным поясом» между Россией и Китаем. И что любопытно при этом: по мысли американских стратегов, присутствие Вашингтона в зоне от Каспия до Кореи должно (и может) быть дополнено проекцией военной силы извне. Мы имеем в виду давление США на приокеанские центры Евразии со стороны Мирового океана.
В случае своей реализации такая «структура контроля» на востоке ВЛ позволила бы США давить на все главные ЦС, привязанные к основным цивилизациям Евразии и не давать им возможности выступить против США сообща. Еще недавно их устремления здесь были чуть ли не «программой действий». По мнению того же В.Л. Цымбурского, ее суть состояла в том, чтобы сочетать сильные позиции в океане (прежде всего в Индийском и Тихом) с развертыванием своих центров влияния в полосе ВЛ, да еще таким образом, чтобы они вклинивались в «мягкое подбрюшье» России и тылы Индии, Китая и Ирана.
Особые надежды в этом плане США связывали с Казахстаном. Для этого у них есть солидная экономическая база. Ведь именно американцы являются основными бенефициарами от добычи казахстанской нефти (кроме них ее ведут также китайские и европейские компании, причем, что интересно: приобретенные активы китайских компаний уже превысили американское присутствие в нефтегазовой сфере) [23]. Но позиции Вашингтона в этой стране все же сильнее, причем американцы действуют в сфере не только экономики, но и «мягкой силы». Недавно стало известно, что Госдеп США собирается развивать «американские уголки» в Казахстане.
Планируется выделить порядка трех десятков грантов размером от 2,5 тысячи до 50 тысяч долларов каждый на развитие подобных мест. «Американские уголки» будут называться культурные и образовательные центры в республике, где должны осуществляться «образовательные программы по предпринимательству, экономике, медиаграмотности, культурному наследию, инновациям, климатическим и другим вопросам». В будущем данные программы могут ввести в других американских центрах: например, расположенных в Нур-Султане, Костанае, Шымкенте и Караганде.
Известный казахстанский журналист Ибраш Нусупаев открыто говорит о том, что одной из приоритетных целей «уголков» будет культивирование и усиление русофобских настроений. По словам Нусупаева, там, вероятно, будут раздуваться темы в духе «русские устроили Голодомор и убили 3,5 миллиона казахов», «Россия вывезла все природные богатства Казахстана», «Россия захватила телевизионный эфир Казахстана», «Россия своими ракетами уничтожает экологию Казахстана».
Расчет американцев прост: закрепившись основательно в Казахстане, Вашингтон создавал бы реальную угрозу всей урало-сибирской коммуникационной системе России. А ведь именно здесь идущий с Дальнего Востока Транссиб разворачивается множеством дорог во все концы европейской части нашей страны. Геостратегически это был бы блистательный ход, ведь в случае успеха восточный сегмент ВЛ становился бы важнейшим ключом к новому мировому порядку, его важнейшей конструкцией [24].
Осуществить свои планы американцам сегодня не просто. Во-первых, потому что, за исключением Туркмении и Узбекистана, все страны данного региона – это зона ответственности ОДКБ, а во-вторых, из-за позиции КНР, которая в случае успеха проекта ОПОП («Нового Шелкового пути») де-факто сама становилась бы главным контролером восточного сегмента ВЛ. И в данном случае нельзя не сказать о прозорливости В.Л. Цымбурского. В приведенном выше интервью он подчеркнул тот факт, что как только американские базы появились в Центральной Азии, его всерьез заинтересовало будущее алтайских народов на стыке России и Китая. Почему? Да потому, что совершенно понятно: чтобы достроить систему контроля над восточным сегментом ВЛ, США надо было обеспечить геостратегически связующие звенья между Корейским полуостровом и Центральной Азией, между базами в ЦА и базами на Корейском полуострове. И В.Л. Цымбурский не сомневался в том, что рано или поздно будут предприняты попытки к тому, чтобы добиться суверенизации этих народов и их перехода под американо-японский контроль [25]. Вопрос в том, как бы на это посмотрела бы Россия?! Едва ли бы она молча взирала на столь резкие «телодвижения» США.
И тем не менее, повторимся, перспектива создания «санитарного кордона» вокруг России, особенно со стороны Евро-Атлантики сохраняется. В этой связи вытекает вопрос: что же делать? Как Москве следует вести дела в зоне от Балтики до Каспия, если она вообще не хочет потерять контроль над этой геостратегической зоной Евразии? Об этом пойдет речь во второй нашей статье.
Литература:
Владимир Рябцев, Станислав Смагин