«Он сражался за Родину…»

В истории любой войны есть известные нам всем имена. Мы можем назвать Героев Великой Отечественной войны, можем вспомнить иные войны, которые были после развала Советского Союза. Можем вспомнить и Героев Первой Мировой. Но еще, мы можем вспомнить Донбасс и добровольцев Донбасса. На слуху были легендарные командиры – «Моторола», «Гиви», «Абхаз», «Мозговой», «Мамай» … В принципе, командиров и участников было много, но мне бы хотелось рассказать вам о человеке, который всё это время был в тени.

Его зовут Александр, позывной «Диггер», он погиб в феврале 2019 года, и это – его некролог.

… Когда пишешь историю о человеке, а тем более о погибшем Герое – бывает сложно начать. Но так, или иначе, все равно понимаешь, что вернешься к биографии.

 

«Город детства»

Саша провел детство и юность в солнечном Стаханове, шахтерском донбасском городке. Позже – мятежном, восставшем против киевского «Майдана».

В Стаханов мы с ним приезжали летом 2016-го года, когда он получал паспорт Луганской Народной Республики. Тряслись на полураздолбанном пассажирском автобусе, по соответствующим, мятым от проезжавшей тяжелой техники, дорогам. Я играла на планшете в какую-то головоломку в стиле «собрать три-в-ряд», и мне постоянно не хватало одного хода, чтобы пройти уровень, выползало уведомление, что можно купить ход за деньги.

Диггер сидел рядом, внимательно наблюдал за моими попытками обдумать каждый ход и хихикал: «У тебя ничего не получится». В конце концов, я уже разозлилась, говорю – конечно, если ты будешь тут мне тут на ухо каркать, ничего не получится! Он улыбнулся и говорит – «Да нет, ты не поняла. Цель любой игры – развести нас на деньги, а деньги — это фигня полная. Играть нужно, если хочется, а не чтобы платить. Когда вернемся – я тебе такую же игру установлю, но абсолютно бесплатную».

Про добровольцев здесь, в России, и тем более на Украине, часто можно услышать много грязи. Сам добровольческий подвиг, их выбор, мировоззрение, их решения – непонятны для мирного обывателя. Максимум, в котором недалекие люди могут себя убедить – что в «горячую точку» кто-то поехал «за зарплатами». Этого не было. И рассуждать так — очень тупо. За сколько денег вы позволите отрезать себе ногу, руку или голову? За сколько денег вы согласны больше не вернуться домой, умереть?

Есть бесценные вещи. Есть бесценные люди и бесценные подвиги. Саша Диггер, в ряду многих отдавших жизнь за эту войну, был именно таким – тем, для кого материальные ценности были не важны.

Тот самый планшет у меня работает до сих пор, и на нем осталась бесплатная версия той головоломки, которую он скачал.

Но вернемся к моим воспоминаниям, в них мы едем в город детства Диггера.

Было очень жарко, типичная донбасская погода летом. В пункте выдачи паспортов была огромная очередь, часть из которой разбрелась кто куда – кто-то в тень, кто-то в машины. Мы заняли место, прикинули, что это, как минимум, пара часов, и пошли гулять по городу.

Мы бродили по Стаханову, он показывал дома, улицы, рассказывал о том, как пел там под гитару и сочинял песни, показывал дом, где жила девушка, в которую был влюблен. В том быту, в той реальности, из которой мы приехали, он от всех закрывался и рассказывал о себе очень скупо, нехотя, да в принципе – вообще ничего. А тут мы идем по его детству и юности, покупаем по энергетику, садимся в тени какого-то двора, молчим. И он говорит – «Мы сейчас на лавке у подъезда моего друга, знала бы ты, сколько мы тут с ним вечерами просидели…». И задумчиво улыбнулся, видя какие-то свои далекие воспоминания.

Я тогда ответила, что тоже показала бы ему свой «город детства», но он очень далеко от Донбасса.
Мой родной город — Ясный, на самом деле, далеко, и да, теперь уже никогда не покажу.

Но уже тогда я чувствовала, что этот момент, когда он доверил мне что-то свое, очень личное, был важен. Конечно, я не знала, что он погибнет на войне, и в следующий раз я приеду в Стаханов уже после его похорон, с его родителями, разбирая юридические дела.

Как и не знала, что после его смерти я узнаю о нем еще больше.

Заветное ополчение

… Он рассказывал, как приехал защищать Донбасс. Как и почти все мы, вышел на автовокзале, отправился в центр города. Был май 2014-го. А еще – за спиной была служба в армии, разведчиком, опыт. И была цель – вступить в ополчение.

Но ему нужно было разобраться – куда пойти, к кому. В самом Луганске он никого особо не знал, потому что после армии долгое время жил в России. Сел в летнем кафе, это была «Бочка», место, которое в будущем будет знать каждый ополченец в ЛНР. Разговорился с каким-то мужиком за стаканом пива. Мужик ответил, что в ополчение принимают в батальон «Заря». Будущий Диггер допил пиво и поехал в «Зарю».

Как он рассказывал – сразу его не приняли, ну пришел какой-то парень, еще и после пива. Но сказалась все-таки стахановская прописка, и скорее всего – острая, в тот момент, нехватка людей. Я могу напомнить, что добровольцев в тот момент были десятки, отнюдь не миллионы, да даже не тысячи. Но проблема была в другом – как вспоминал сам Диггер – он совершенно не знал, куда идти, если его не примут в заветное ополчение.

Тем временем, «зарёвцы» на КПП посовещались за воротами, открыли дверь и сказали – ладно, проходи. Уточнили, конечно, чтоб «пивом больше не пахло» и дали короткие инструкции.

Здесь начинается его военное будущее, его жизнь изменится навсегда, до самой смерти. Мне жаль, что я знаю о ней не всё. Обидно, что он не хотел рассказывать, как именно потом воевал с Мангустом, как стал его замом, как вокруг него образовалась группа людей, которым он безусловно верил, а они, в свою очередь – ему.

Позже, я узнаю, о чем он успел рассказать своему отцу: «Кто-то из «Зари» поставил Диггеру с товарищами задачу: «Захватить танк». Дали ПТР 43 года и плащ-палатку. Ребята спросили – «Как этот танк брать?». Им ответили — «Нужно перебить гусеницу, и плащ-палаткой закрыть оптику».

И вот, они идут и размышляют, как выполнить приказ и «танк взять», а на встречу им идут будущие погибшие Герои ЛНР, в тот момент воины батальона «Заря» — Мангуст с Музыкантом. Спрашивают: «Бойцы, куда направляетесь?», им отвечают: «Брать танк».

Диггер вспоминал, что «нужно было видеть лицо Мангуста». Однако Мангуст спросил: «Сами додумались, или кто подсказал?». Ответили, что таков приказ. Мангуст посоветовал приказчика послать куда подальше, а их пригласил перейти к нему, в разведку.

С тем приказом Мангуст позже сам разобрался, ровно, как и высказал свое мнение «приказчику».

Но и танк, в итоге, всё равно взяли, но уже ближе к августу, к апофеозу боев того времени. Новенький, стоящий в капонире, танк стал принадлежать Луганской Народной Республике.

Получается, что Диггер познакомился с Мангустом, ориентировочно, во время боев за Луганский аэропорт. Но я знаю об этом сейчас – только урывками.

Мне он говорил – после Победы вспомним и разберемся.

Диггер, как больно, что ты до этой Победы не дожил.

Позывной «Диггер»

… Первым его позывным был «Музыкант». Но в отряде Мангуста уже был свой «Музыкант», который погиб позже. Саню решили «переименовать». Были варианты «Могильщик», «Копальщик», «Копатель», видимо, потому что был беспощаден к врагу (как он говорил), а может – хорошо окопы рыл (как я его подкалывала). Но умный и начитанный Мангуст, когда услышал, что есть «какие-то проблемы с позывным», да еще на тему «Копателя», окрестил Саню «Диггером». Так и прижилось.

В этом позывном есть смысл. «Диггерами» называли шахтеров в Англии. От английского глагола «to dig» — «копать». В английской (британской) истории есть такие моменты, как «восстания диггеров», которые требовали справедливости. Саня из шахтерского городка, из семьи, где отец работал на шахте, с Донбасса, который ассоциируется с шахтерами – очень подходил для своего позывного.

Аплодисменты его боевому командиру, Мангусту – он охарактеризовал очень четко.

Но и первый позывной – «Музыкант» был не просто так. Наверно, он о чем-то рассказывал своим боевым товарищам, о своих увлечениях. Саша играл на пианино, с детства. У него был исключительный музыкальный слух. Он рассказывал, как однажды в Питере пошел на концерт Тарьи Турунен – из «Nightwish» и как его там пробрало до костей от музыки, отличный вокал с поддержкой симфонического оркестра.

На Донбассе и до Донбасса, он слушал «Within Temptation», группу из той же категории. По музыкальному направлению, которое он любил – был готичный, симфонический рок. Музыка, которая и героична, и трагична. В принципе – как и его судьба. Я вспоминаю это, потому что отчетливо представляю, какой саундтрек он хотел бы видеть к своей жизни.

… Тяжелые бои, ранения, развед. выходы, превращение ополчения в Армию, смерть близких, боевых товарищей – Саня пережил и видел практически всё, что можно. И что трудно обычному человеку знать и вспоминать. Металлист, Роскошное, Хрящеватое, Луганск, Сокольники – теперь для историков.

Но он не дожил до желанного слова «Победа», такого прекрасного слова, и такого, в тот же момент, страшного — всем своим сильным горем, которое пришлось испытать из-за войны.

«Залп в небо»

… В день, когда он погиб, вести долетели быстро, почти сразу. Планшет дернулся — пришло сообщение. А мы, с моей подругой и боевым товарищем Леной, находились в Центральном штабе «Союза добровольцев Донбасса», наступало «23-е февраля». Я и не думала про «контакт», что там что-то «суперважное» прислали, никаких предчувствий не было. Может, единственное – когда собиралась ехать и шла к остановке, в лицо бил беспощадно ветер, глаза потекли слезами, но я не думала, что уже начинаю кого-то оплакивать, я посмеялась про себя, что почему-то плачу в такой солнечный день.

Поэтому, когда пришло сообщение — в уме было – что надо бы глянуть, но казалось, что это поздравление с 23-м февраля, или типа того.

Но там было лаконично: «Леночка, привет, ты про Диггера знаешь? Что погиб сегодня…».

Я не поверила сразу, не осознала. А точно он ли, ничего не перепутали? Начала задавать вопросы, уточнять, а внутри знала же, что если вот так, сейчас, и именно оттуда написали, то правда. Когда подтвердили – что «точно», я уже на автопилоте думала – надо ехать, надо хоронить.

Мы с Леной собрались как-то, очень нужно было, чтоб все получилось – и всё на самом деле срослось. Ох, как мы боялись опоздать. В итоге – нормально, успели.

В первую очередь – встретились с родителями Диггера, заочно мы были знакомы, но «вживую» получилось впервые встретиться именно тогда.

Общались много лет, но никогда не думали, что встретимся на похоронах. Горе било куда-то в мозг, долбало череп, но мы отвлекались – нужно же купить цветы, заехать в кафе, где будут поминки.

В кафе было все в порядке, оно недалеко от кладбища, нас уже ждали. Оно мне больше оставило в памяти, что мы сидели там (или не могли на ровном месте сидеть) и ждали гроб, ждали Саню, а он задерживался.

Саня к нам приехал. А мы поехали к нему, к его будущей могиле.

Меня затрясло, физически, когда мы подъезжали. Подруга  Сашиной мамы положила мне руку на плечо и сказала – успокойся, не трясись.

За окном машины, тем временем, выплывала «Аллея Славы», место, где хоронят Героев ЛНР.

Поднимаются на это кладбище по ступеням. Мы вышли из машин, с родителями Диггера и их друзьями, и пошли к погосту.

Вот тут – для горя больше не было ни отвлекающих маневров, ни оправданий. Я помню каждую ступеньку, по которой мы, под руку, поднимались с мамой Диггера.
Ноги подкашивались, казалось, я думала – я рухну сейчас на бетон и завою волком, прям в луганское небо.

Но было нельзя так поступить, ведь «нужно добраться, нужно собраться, нужно похоронить». И мы продолжали подниматься, шаг за шагом
Куда конкретно идти – стало понятно издали, там уже стояли те, кто пришел проводить его в последний путь, мельком можно было заметить и почетный караул – Диггера хоронили как полагается военному командиру, добровольцу — с воинскими почестями.

Гроб, священник, отпевание, красные гвоздики в трясущихся от всей этой ситуации руках, опущенные вниз глаза, черные платки – «здесь». А залпы в воздух, наверх – наш прощальный «военный привет», наш маленький салют – это «туда», к нему…

«Не эпилог»

Слова про Сашу «Диггера» — пишутся болью.
Есть, ребята, такая разновидность чернил – «по имени «боль».

Она не только «про него» — она, к сожалению, И ПРО НЕГО.

В этих чернилах ваши слезы, горечь, скорбь по поводу ушедших или «двухсотых». Саня один из них, до сих пор не верю, что это пишу, но он один из них.
Но я уже опустила перо в эти чернила. И хочу, чтобы портрет был ярким.

Хочется сказать – «В конце концов, он погиб на высоте «Дерзкая» на мариупольском направлении фронта».

Но только ли дело в гибели? Он жил, полной грудью, и раньше, все свои сорок лет.
Он был обычным пацаном, как и все те, что стали добровольцами. Всегда был на передовой. Ни разу себя не предал. И ни разу не предал окружающих.
Всю дорогу он мечтал о батальоне, был счастлив, когда «свершилось». «Собрать своих и пойти в бой». В итоге — так и вышло.

Диггер был абсолютно бесхитростен, поэтому и искренен в своем мнении – «Просто защитить Донбасс». Родную землю, на которой он вырос.

Говорили ему и про Харьков, и про Новороссию, а он верил просто в место, где родился. «Не пойду вытаскивать Харьков, они там танки против нас делают, даже не убеждайте».

Но слушать «танки» он позже научил нас, и днем, и ночью. Просто по ночам двигатели танков перезапускают, прогревают. Он знал тогда, что нас можно было убить одним выстрелом из танка. Хорошо, что враг не знал. И хорошо – что Саня учил, как распознавать.

«На боевые выхода» он тоже шел первым, расправив плечи, и уходил, и возвращался без потерь. «Дайте мне рычаг – и я переверну мир», есть такая фраза. Сане не нужно было ни рычага, ни мира. Но и фанатом «войны» его не назовешь, он просто был.

Хотелось бы, чтоб его светлое имя не трепали в политических целях. Ведь он ненавидел политику.

Погиб он Героем, на передовой. Его жизнь оборвала вспышка мины тяжелого калибра. Свою мину не услышишь – и он не услышал. Но он ни на шаг от передовой, от блиндажа – не отступил.

Человек, честный до последнего вздоха.

До последнего, не крайнего.

А Память о нем останется в наших сердцах.

Елена Павлюк (позывной – «Контра»)