Станислав Смагин: Цена Донбасса — цена души

В Интернете и в среде лоялистских пропагандистов крайне распространенным является отношение к Украине и тамошней проблематике, как к чему-то совершенно отдаленному и России не касающемуся. «Выбрали участь нищего криминального дурдома — так и Бог с ними, мы-то каким боком?» (факт, что самым натуральным боком под названием «граница России с незалежной и ЛДНР» как-то игнорируется). Что самое кощунственное, это же отношение переносится и на Донбасс с Новороссией в целом: внутриукраинские разборки, мол. Иногда для блезиру добавляется, что Донбасс вместе со всей Украиной проголосовал в 1991 году за независимость и потом двадцать с лишним лет не мумукал, так кто ж ему теперь доктор. Все это украшается сверху заботой о государственном и одновременно собственном кармане (в современной РФ это две разные и практически противоречащие друг другу сущности, ну да ладно). Дорого нам, говорят, обходится поддержка ЛДНР, а заодно и ПМР с Абхазией и Южной Осетией. Запихнуть их обратно в состав Украины, Молдавии и Грузии и пусть там продолжают свои внутриукраинские, внутримолдавские и внутригрузинские разборки. Про две кавказские республики, правда, такое говорят относительно нечасто, они все-таки официально признаны Москвой и имеют с ней всеобъемлющие договоры о взаимопомощи и сотрудничестве, в отличие от, а против линии партии и правительства особо не попрешь.

Порой даже те, кто призывают Донбассу помогать, оперируют странной, на наш взгляд, логикой. Так, Сергей Кургинян периодически говорит, что ДНР и ЛНР надо поддерживать, как некогда Северный Вьетнам против Южного Вьетнама с США и испанских республиканцев против Франко. Тем самым русские люди уравниваются в правах и значении с дружественными и/или просто полезными нам силами из далеких и относительно чужих стран. Да, у происходящего на Украине и в Донбассе есть важнейший, гигантской значимости геополитический аспект. Но не менее важен другой — национальный, этнокультурный, цивилизационный. Так было в 1877 году, перед войной с Турцией, когда к необходимости укрепления позиций России в Европе и конкретно на Балканах примешалась глубоко сердечное — «наших бьют». Только балканские славяне это наши двоюродные братья, может, и родные, а в Донбассе и Новороссии — не то что братья, а просто мы, часть нас самих.

С крайне формалистской и неглубокой, издевательски неглубокой точки зрения — да, жители Донбасса в политическом смысле, по гражданству были украинцами, то бишь гражданами Украины. У большинства, увы, до сих пор жовто-блакитные паспорта, ибо совсем без документов нельзя, без бумажки ты букашка, песня же с паспортизацией от народных республик обещает быть вечной, дело идет, но с огромным скрипом и массой закавык.

И? Что из этого? Да, в 1991 году даже Донбасс в большинстве своем проголосовал за незалежность. Но тогда и в РСФСР, и в УССР слово независимость понималось лишь как независимость большая, чем раньше, а СНГ восприняли как новую модернизированную форму СССР, каковая иллюзия тщательно поддерживалась СМИ, по крайней мере, российскими. Это обывательское понимание слова «независимость» как широкой автономии в конфедерации типа Югославии при Тито недавно подтвердил не кто иной, как первый украинский президент Леонид Кравчук, в интервью «Эху Москву». Довольно скоро стало понятно, что истинное положение дел, мягко говоря, слегка иное, — и в 1994 году Донецкая и Луганская области на референдуме проголосовали, по сути, за то же, за что они проголосовали в мае-2014.

Не было, говорите, сопротивления необандеровщине? Полноте, было. Юго-Восток отдавал предпочтение кандидатам и партиям, обещавшим защищать русских и русский язык, заключить тесный союз с РФ (в случае победы обещания оказывались быстро и основательно забытыми). Был Северодонецкий съезд в 2004 году как многообещающий ответ киевскому Майдану №1 — проект, увы, так и не взлетевший. Было Интердвижение Донбасса во главе с Сергеем Чепиком и Дмитрием Корниловым. Были многолюдные крестные ходы, конференции, демонстрации, уличные стычки и побоища с чубастыми отморозками. Да, в процентном отношении в них участвовала лишь малая толика недовольных положением, как и бойцом ополчения в 2014 году стал далеко не всякий донбассовец. Но ведь и в годы Великой Отечественной партизаном становился далеко не всякий житель оккупированных территорий — и не забудем, что тогда партизанское движение направлялось, координировалось и обильно кадрово пополнялось Москвой, помощь же нынешнего российского правящего класса русским Украины что до 2014 года, что после известна хорошо.

И после этого фактически приравнивать людей на оккупированных Украиной землях к оккупантам — это неимоверная подлость. Представляю, какой шок подобный пропагандистский выверт вызвал бы году в 1942.

Является ли вызывающая отторжение у многих пропагандистов и инфицированными ими обывателей (или наоборот) продовольственная, энергетическая, медицинская помощь Российской Федерации Донбассу оправданием всей остальной, скажем так, политики в отношении этой борющейся русской земли? Данная помощь, разумеется, значима и важна, в каких-то абсолютных и относительных цифрах она, вероятно, даже больше той помощи, что оказывалась блокадному Ленинграду (при всей колоссальной разнице в условиях доставки и практической реализации). Есть, правда, несколько существенных оговорок. Во-первых, Ленинград снабжали по «Дороге жизни» исключительно ввиду отсутствия иных альтернатив, не имя возможности снять блокаду. Когда возникли условия разрыва блокадного кольца — это тотчас же произошло. Все существовавшие и по сию пору существующие альтернативы подбрасыванию помощи Донбассу в малопонятных рамках малопонятных статусов не хочется перечислять, истребит много физических сил и сожжет много нервных клеток. Во-вторых, Ленинграду не сообщали радостно каждый день, что видят его будущее только лишь как «отдельных районов русского Северо-Запада с особым статусом в составе III Рейха», и не помогали немецким силам блокады столь же рьяно и энтузиастично, сколь ленинградцам.

В-третьих, жители остального СССР не цедили сквозь зубы «ууу, помогаем этим питерским интеллихентам-хатаскрайникам из реакционного города царей и жандармов, а ведь им никто ничего не обещал, и нам самим жрать нечего».

Сравнения нынешней ситуации, часто именуемой «гибридной войной», с другой войной, Великой Отечественной, вообще дают богатую почву для сравнений и умственных экспериментов. Представьте, разгар войны, у Риббентропа винный заводик в Подмосковье, Сталин называет Гитлера «лучшим выбором немецкого народа», а Молотов с Майским обличают немцев на странице ведомственной многотиражки «Красный дипломат» — Фейсбук, увы, еще не изобрели. Все это было бы смешно…

Случай Приднестровья не сильно отличается от донбасского. Когда в период развала СССР молдаване вообразили себя частью «Великой Румынии», а русских — «проклятыми оккупантами», когда в Кишиневе избивали и даже убивали (случай восемнадцатилетнего Дмитрия Матюшина) за русскую речь, русско-славянское Приднестровье в буквально смысле легло своим телом на пути русофобского этношовинизма и нового натиска враждебных нам сил на Восток. Абхазия с Южной Осетией — братья нам не по крови, но по вере, к тому же осетины — разделенный народ, вторая часть которого проживает в Российской Федерации, наконец, это просто люди, которые нам доверились. Предать доверившегося тебя — один из самых страшных грехов.

Обыватель на диване и возле компьютера думает, что если русских людей в Донецке бомбят, а находящийся в 170 километрах Ростов — пока нет, то это достаточный повод наплевать и бросить в беде. Скажите, кто, глядя на цветущий Донецк, готовившийся к футбольному Евро-2012, со свежеобновленным красавцем-аэропортом, мог представить, что будет через пару лет? Около Ростова, кстати, тоже построили новый красавец-аэропорт, и тоже к большому футбольному турниру.

Посмотрим на сербов, наших то ли двоюродных, то ли родных братьев, и просто народ с историей, очень похожей на нашу. Сначала они смирились с распадом своего СССР под названием СФРЮ. Затем их руководство оставило сербов в Боснии и Хорватии. Затем де-факто, а для всего западного и западноцентричного мира и де-юре произошло отторжение святой для сербов косовской земли.

И вот на днях читаем: ««Спикер парламента» сепаратистского Косово Кадри Весели отрицает возможность обмена территориями между Белградом и Приштиной, но при этом ничего не имеет против присоединения к Косово двух южных сербских муниципалитетов — Прешево и Медведжи. «Я больше всего хотел бы, чтобы Прешево и Медведжа присоединились к Косово. Мы с радостью заключили бы договорённость, если бы Сербия с этим согласилась. Но нам отдать нечего», — заявил Весели в интервью телеканалу Т7».

По-моему, sapient sat. Если ты думаешь, что враг в Донецке — это не то, что враг в Ростове, враг в итоге окажется в Москве. Если ты открываешь врагу двери своего подъезда — враг в итоге заберется в твою квартиру и заберет твое тело. А если ты при этом еще и предаешь свою семью — другой враг, рода человеческого, заберет твою душу.

Это неясно?

Это несправедливо?

Станислав Смагин, заместитель главного редактора ИА «Новороссия»