Станислав Смагин: Что ищем мы в краю корейском?

Трамп и Ким Чен Ын в течение долго времени виртуально троллили друг друга, обмениваясь хейт-спичами и диссами и ловя неиллюзорный хайп. Затем произошла развиртуализация, и, как это обычно бывает, никто никого не побил за буквы в Интернете. Весь этот набор современного жаргона, достаточно корректно, впрочем, передающий суть ситуации, скрывает за собой одну из главных проблем современной мировой политики, в решении которой с переменным успехом пытается участвовать Россия. Но обо всем по порядку.

Россия, тогда еще в обличье СССР, вместе с Китаем не только стояла у истоков государственности КНДР, но и буквально спасла ее во время нашествия белокорейцев, как назвала бы сеульский режим Ли Сын Мана более ранняя советская пропаганда, и поддерживавших их двунадесяти языков, как назвала бы армию под флагом ООН русская пропаганда XIX века. Армия эта и вправду была пестрой: помимо американского костяка, кого там только не было, от греков и австралийцев до эфиопов и люксембуржцев.

Кстати, и лично товарищ Ким Ир Сен был обязан жизнью русскому солдату. В 1946 году во время митинга террорист из толпы метнул в «любимого вождя» гранату, которую перехватил и закрыл своим телом младший лейтенант Яков Новиченко, вместе со своими бойцами охранявший правительственную трибуну. Новиченко, получив множество травм и потеряв руку, тем не менее остался жив: спасла книга, заткнутая за пояс. В 1984 году во время визита в СССР (подробнее о нем чуть ниже) Ким Ир Сен, ехавший через всю страну на своем знаменитом бронепоезде, разыскал своего спасителя, жившего в Новосибирской области. Яков Тихонович был удостоен всех возможных почестей, вплоть до памятника, почти каждый год после этого посещал КНДР, и до сих пор, после его смерти, туда в качестве уважаемых гостей ездят его внуки и правнуки.

После окончания войны КНДР, которая, кстати, довольно долго опережала Южную Корею по социально-экономическим показателям, в равной степени ориентировалась на двух великих союзников. И после их ссоры Пхеньян тоже предпочел занять равноудаленную позицию, хотя периодически колебался то в одну, то в другую сторону. Например, у Ким Ир Сена установились очень теплые отношения с кампучийским режимом «красных кхмеров», и абсолютно не ездивший за рубеж Пол Пот даже сделал в 1977 году исключение специально для Северной Кореи. Когда Вьетнам в 1979 году при советской поддержке совершил гуманитарную интервенцию в Кампучию и сбросил «преступную клику Пол Пота и Йенг Сари», Пхеньян, осудив вторжение и тем самым испортив отношения с Ханоем, продолжил признавать именно свергнутую клику, а не новую провьетнамскую власть.

После эскалации отношений СССР и Запада в начале 1980-х маятник вновь слегка качнулся в сторону Москвы. «Ким Ир Сен вновь после долгого перерыва приехал в Москву. Инициатором приглашения был министр обороны СССР маршал Дмитрий Устинов. Он считал, что в условиях обострения отношений с США и Южной Кореей, после бойкота Олимпиады-80 в Москве и сбитого над советской территорией южнокорейского «Боинга» роль КНДР как регионального союзника усиливалась и необходимо было оживить двусторонние отношения. Встречавший Ким Ир Сена на границе командующий Забайкальским военным округом Станислав Постников по просьбе Устинова поинтересовался, поедут ли корейские спортсмены на Олимпиаду в США, которую бойкотировал СССР. «Думаю, они не будут участвовать», — отвечал Ким. КНДР в итоге действительно поддержала советский бойкот…Результатом переговоров на высшем уровне в Москве стало списание долгов и потепление отношений между странами. Помимо СССР Ким посетил Польшу, ГДР, Чехословакию, Венгрию, Болгарию, Югославию и Румынию. Советские люди к тому времени подзабыли, что такое Северная Корея, и открывали ее для себя заново. Особый интерес вызвало появление на прилавках цветного журнала «Корея». Нашлось немало любителей специфической северокорейской стилистики, которые стали его коллекционировать» (А.Балканский «Ким Ир Сен»)

Товарищ Ким, еще раз посетивший Москву в 1986 году, поначалу не осуждал «перестройку», считая ее тактическим маневром с целью обхитрить Запад. Вскоре стало понятно, что Горбачев вполне искренен в своих самоубийственных (точнее, державоубийственных) порывах, но ничего поделать с этим было нельзя. Воцарившийся в России после развала СССР режим Ельцина, за внешнюю политику которого первые годы отвечал компрадор со справкой А.Козырев, прежних союзников либо в угоду Западу отдавал на растерзание, либо, если они от помощи Кремля особо не зависели, стыдливо избегал. Когда в 1994 году Ким отошел в мир иной, соболезнования КНДР принесли даже США, но молодая Российская Федерация проигнорировала печальное событие. А ведь покойный был мимолетно знаком с Ельциным – пересекались во время того самого визита 1984 года. Ким проезжал на поезде через Свердловск, где будущий российский президент возглавлял тогда обком КПСС.

После прихода к власти в России В.Путина отношения стали потихоньку налаживаться. Владимир Владимирович в 2000 году посетил Пхеньян, а через год Ким Чен Ир нанес ответный визит, проехав через Россию, как некогда и отец, на личном поезде. В 2002 году состоялся еще один визит северокорейского лидера в нашу страну. В свою очередь, КНДР навещали высокопоставленные российские чиновники, например, Сергей Лавров в 2004 и 2009 годах. Восстановились экономические связи, наша страна предоставляла корейцам гуманитарную помощь, в Пхеньяне был открыт православный храм РПЦ. В 2011 году, за несколько месяцев до смерти, Ким-средний последний раз был в России, где встретился с тогдашним президентом Медведевым. Вскоре КНДР облеклась в траурные цвета, Дмитрий Анатольевич выразил глубокие соболезнования новому руководству страны, и некоторые иностранные корреспонденты пришли к выводу, что эти соболезнования отражают «особые отношения Москвы и Пхеньяна». КНДР, в принципе, совсем не против такой постановки вопроса, более того, она делом подтвердила особость отношений с великим соседом, признав в 2014 году возвращение Крыма в родную русскую гавань. Не сказать, чтобы российская дипломатия проявила особую ответную благодарность…

Отношения же КНДР с Америкой, по понятным причинам, развивались еще сложнее. Долгое время после войны 1950-1953 годов их не существовало вовсе, было замороженное, вернее, чуть подмороженное состояние войны. Определенная динамика появилась в конце 1960-начале 1970-х годов, когда Вашингтон начал налаживать отношения с Пекином на антисоветской основе.Возник вопрос, как это затронет Северную Корею, являвшуюся партнером обеих конфликтующих между собой великих социалистических держав, но при этом партнером своенравным и держащимся на дистанции. Корейский вопрос обсуждался на пекинской встрече Чжоу Эньлая с Киссинджером в 1971 году, а через год во время первого визита американского президента в Китай «Мао уверил Никсона, что Китай не угрожает ни Японии, ни [Южной] Корее» (Д.Дэвис, Ю.Трайни «Кривые зеркала. США и их отношения с Россией и Китаем в XX веке»). Вряд ли такие уверения порадовали Пхеньян, который как раз хотел, чтобы китайцы побольше угрожали Сеулу.

В августе 1976 года на демаркационной линии, разделяющей Корейский полуостров, произошла спровоцированная американо-южнокорейской стороны стычка, в ходе которой погибли два американских военнослужащих. Несмотря на сожаления, высказанные по поводу инцидента КНДР, вашингтонская администрация Форда едва не довела дело до новой войны. Но при сменившем Форда в Белом доме Джимми Картере в отношениях северокорейского режима и США наметились некие подвижки; вообще, как увидим, при президентах-демократах эти отношения развиваются более интенсивно, пусть и разнонаправлено. Картер, считавший одним из главных приоритетов своей внешней политики защиту прав человека на всей планете, раскритиковал сеульский режим Пак Чжон Хи за авторитаризм и обнародовал развернутый план вывода американских войск с Корейского полуострова. Ким Ир Сен в ответ назвал Картера «справедливым человеком». Конгресс в итоге не позволил президенту осуществить его планы, более того, военная помощь Южной Корее лишь усилилась. Но кое-какие тактические смычки КНДР и США остались. Обе стороны, как уже говорилось, поддерживали Пол Пота. КНДР установила весьма дружеские отношения с Пакистаном, которые в дальнейшем распространились и на ядерную сферу, для американцев же Исламабад был не менее важен, особенно с учетом войны в Афганистане.

При Рейгане, еще сильнее приблизившем Южную Корею к американцам, особенно в военном плане, отношения США и КНДР вновь переместились в точку между нулем и отрицательными величинами. Особенно они обострились, когда начала всплывать информация о ядерной программе КНДР. В 1986 году американские спутники обнаружили на северокорейской территории ядерный реактор, не учтенный МАГАТЭ (КНДР вступила в МАГАТЭ в середине 1970-х), и, хоть Пхеньян заявлял об исключительно мирном характере своего атома, Запад и международные структуры этому особо не верили. Начало многолетнее вялотекущее противоборство МАГАТЭ и США с КНДР, обострившееся уже при Клинтоне. КНДР отказалась пускать на свою территорию международную инспекцию, а в 1994 году вышла из МАГАТЭ.

Клинтон и американские военные в тот момент рассматривали вариант нанесения военного удара по Северной Корее, но в итоге отложили его в сторону. В Пхеньян в качестве переговорщика был отправлен Джимми Картер, как и многие бывшие лидеры государств, периодически осуществляющий дипломатические миссии от имени своей страны. Он подготовил почву для подписания осенью того же года так называемого «Рамочного соглашения». КНДР согласилась на заморозку своей ядерной программы. США в обмен на это обещали построить на северокорейской территории реакторы на легкой воде и также на ежегодно поставлять полмиллиона тонн тяжелой нефти для компенсации потребностей страны в электроэнергии. Республиканцы, на тот момент преобладавшие в Конгрессе, не одобрили план, и Клинтону пришлось легитимировать соглашение (или, вернее сказать, «договоренность», носившую полудекларативно-полуобязательный характер и чем-то напоминавшую пресловутый Будапештский меморандум того же года) президентским указом. Обсуждался и вопрос установления дипломатических отношений, но здесь переговоры зашли в тупик из-за неготовности Пхеньяна разрешить американцам снабжать посольство с территории Южной Кореи через демаркационную линию.

Тем не менее, заметный прогресс был налицо. КНДР с частными и общественными целями стали посещать отдельные американцы, например, известный проповедник Билли Грэм (первый раз он был здесь еще в 1992 году). Пик взаимодействия случился в 2000 году, на исходе второго срока Клинтона. Ким Чен Ир, надо сказать, проявил здесь истинное искусство Realpolitik – годом ранее американцы зверски разбомбили Югославию, давнего друга КНДР по Движению неприсоединения, но свои национальные интересы были сочтены более важными, чем географически далекие конфликты. Вашингтон посетил Чо Мён Рок, заслуженный военачальник, ветеран Корейской войны и первый заместитель председателя Государственного комитета обороны. Он пообщался с Клинтоном, а вскоре в Пхеньян в качестве ответного шага приехала госсекретарь США, небезызвестная Мадлен Олбрайт. Миссис Олбрайт провела вполне конструктивные переговоры с Кимом-средним, и стороны условились подготовить визит в КНДР самого Клинтона. Но муж Хиллари, бывший к тому времени уже не просто «хромой уткой», а уткой практически неходячей, реализовать эти договоренности не успел.

Новый президент США, республиканец Буш-млаший, стал своеобразным приквелом Трампа. Он несколько раз публично обругал Ким Чен Ира, записал КНДР в «ось зла» вместе с Ираном и Ираком и стал сворачивать двусторонние договоренности. Так, американцы перестали поставлять топливо для северокорейских электростанций, пообещав возобновить поставки…в случае улучшения ситуации с правами человека в КНДР. Пхеньян, обидевшись, вышел из Договора по нераспространению ядерного оружия и начал демонстративно работать над получением этого оружия.

Стартовал новый вялотекущий многолетний кризис, с постоянными переговорами в разных двусторонних и многосторонних форматах, главным из которых была так называемая «шестерка» (Северная и Южная Корея, Китай, США, Япония, Россия). Обсуждались условия отказа КНДР от ядерной программы, каким образом будет осуществляться этот отказ, через заморозку наработок или их полное уничтожение, а также какие преференции Пхеньян получит за этот отказ.

При обладателе Нобелевской премии мира Б.Обаме отношения, как это обычно и бывает при демократах, вновь оживились, правда, в основном по части тех или иных инцидентов. В марте 2009 года власти КНДР арестовали двух американских журналистов, выручать которых пришлось ехать Биллу Клинтону, все-таки ступившему на северокорейскую землю и добившемуся освобождения девушек. В 2010 и 2011 годах с гуманитарными миссиями КНДР вновь посещал Джимми Картер добившегося освобождения Айджалона Гомеса, осужденного за незаконное проникновение в КНДР с китайской территории.

Что же до ядерного вопроса, то Обама поначалу бодро предложил вдохнуть новую жизнь в «шестисторонний формат» и заявил, что готов «протянуть руку все, кто разожмет кулак». Подозрительные корейцы энтузиазма не выказали и провели новые ядерные испытания, после чего администрация Обамы объявила об осуществлении в отношении Пхеньяна концепции «стратегического терпения». Она фактически заключалась в брестской формуле Троцкого «ни мира, ни войны» и ожидании отказа КНДР от ядерных амбиций естественным путем, по причине внутреннему ослаблению режима. Впрочем, в 2013 году случился кризис, длившийся более полугода, когда Вашингтон, Сеул и Токио сочли актом агрессии и квазивоенным испытанием запуск Северной Кореей космического спутника, а КНДР в ответ на этот провела очередные всамделишные ядерные испытания. Несколько месяцев длилась череда военных маневров, грозных испытаний и деклараций о выходе из предыдущих соглашений. Кризис получился впечатляющим, но все же чуть менее острым, чем в 2017 году, и, главное, не ставшим толчком к новому раунду серьезных переговоров и тем более к глубоким изменениям политического климата на Корейском полуострове и вокруг него.

Итак, после долгого предисловия мы подошли к событиям последнего года. А проанализировать в первую очередь хотелось бы российское измерение корейской проблемы. Как мы уже говорили в нашей программной статье «Русский геополитический манифест», активное и полезное участие в разрешении кризиса на полуострове имеет значимость для России по нескольким причинам: потому что КНДР граничит с нашим Дальним Востоком, потому что имеем давние отношения с этим государством и входим в «корейскую шестерку», наконец, потому что мы претендуем на некую геополитическую значимость, в том числе и в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

Однако на российскую позицию по корейской ситуации отложила отпечаток та двойственность, которая свойственна российской внешней политике в целом, когда одновременно хочется и симулировать мускулистую великодержавность, и наладить отношения с «уважаемыми западными партнерами». Поэтому в заявлениях отечественных спикеров по данному вопросу деликатные укоры в адрес американского империализма соседствовали с упреками Пхеньяна в неадекватности и «неконструктивности» («конструктивность», видимо, это наши отношения с Украиной и Минские договоренности). КНДР еще раз подчеркнула свое признание Крыма российским, закрасив его на выпускаемых в стране географических картах в цвета РФ – российская дипломатия, ранее уже присоединившаяся к санкциям против Пхеньяна, поддержала очередной их пакет, обязавшись, в частности, выслать всех северокорейских рабочих. Пхеньян, думаю, оценил такую «благодарность».

Отметим, что Китай тоже на бумаге присоединился к санкциям. Но он при этом дал взамен гораздо больше – реальную весомую политическую поддержку. В конце марта Ким Чен Ын совершил в Пекин первую свою зарубежную поездку в качестве главы государства (то есть с 2011 года). Давние сложные партнеры фактически договорились соединить два пакета проблем. Это отношения КНДР и США в плане ядерной программы и (в перспективе) объединение полуострова и устранение любой иностранной военной силы – и торгово-экономическая борьба Пекина с Вашингтоном. Когда в конце мая в Пхеньян приехал глава российского МИД Сергей Лавров, его со всей восточной вежливостью приняли, но, кажется, ровно ни о чем конкретном стороны мало того что не договорились — вообще не говорили. А о чем они могли договориться? Россия не готова быть инструментом в руках КНДР, и это, наверное, правильно. Российская Федерация, страстно желая примирения с «западными партнерами», не хочет использовать в качестве инструмента КНДР, и это, наверное, неправильно. В итоге у нас в корейском вопросе нет ни предпочтений, ни козырей, ни точек опоры, ни вообще четко сформулированных национальных интересов. Почему и из-за чего мы хотим участвовать в этом дипломатическом полилоге? Потому что раньше участвовали и по привычке хотим? Потому что, как записано в сборнике цитат «Ленин, Бисмарк, Индира Ганди и другие: Мы этого никогда не говорили», «русский человек никогда не будет счастлив, зная, что где-то творится несправедливость»? Нет, ребята, этот паровоз не взлетит.

В результате Ким Чен Ын после исторической встречи с южнокорейским президентом совершил-таки не менее историческую сингапурскую встречу с президентом американским. Американская сторона в последний момент пытался сорвать саммит под надуманным предлогом неподобающей риторики северокорейского лидера, но Ким равнодушно пожал плечами, и Трамп поспешил подтвердить, что ни о какой отмене речи не идет. По итогам саммита стороны подписали документ, где самый четкий, конкретный и материальный пункт – обязательство КНДР помочь США в поиске и отправке на родину останков американских солдат, погибших во время Корейской войны. Но в части обещаний и намерений этот итоговый документ явно дает больше вистов Киму, чем Трампу. В нем говорится о стремлении к полной денуклеаризации Кореи,то есть по обе стороны 38 параллели, разделяющей полуостров, никогда не должно появляться ничье ядерное оружие, в том числе американское на Юге. Трамп пообещал предоставление КНДР гарантий безопасности в обмен на отказ от ядерной программы, хотя ранее он слова «гарантии» тщательно избегал. В коммюнике нет формулы CVID (полной, поддающейся проверке и необратимой денуклеаризации), на которой крайне настаивал Вашингтон. Предложение Джона Болтона относительно капитуляционного «ливийского сценария» денуклеаризации КНДР, то есть разоружиться в один этап и без каких-либо международных гарантий, оставлено в стороне как заведомо неприемлемое для Пхеньяна.

После встречи американский лидер так горячо нахваливал перед журналистами своего северокорейского визави, что либеральные СМИ всего мира наверняка еще долго будут припоминать ему это, как давно покойному Сталину припоминают пару его поздравительных посланий Гитлеру по разным поводам. Впрочем, более практически значимым выглядит тогда же прозвучавшее обещание Трампа прекратить совместные военные учения США и Южной Кореи. А затем хозяин Белого дома и вовсе, подобно Картеру сорок лет назад, заявил о необходимости вывода американских войск с полуострова, правда, не прямо сейчас, а в перспективе. И, как и сорок лет, американские «ястребы» и Пентагон намекнули на готовность корректировать планы президента: Пентагон, выразив удовлетворение встречей, сообщил о нерушимости американских союзов с другими странами, имея в виду Южную Корею. А представитель вооруженных сил США в Южной Корее сообщил, что американские военные пока не получали никаких указаний о приостановке совместных учений с Сеулом. По его словам, любые действия в этом направлении могут быть предприняты «только после прямых указаний от министерства обороны США».

Трамп, между тем, продолжил радовать публику экстравагантными выступлениями по заявленной теме – сообщил, что его предшественник Обама был в шаге от начала войны с КНДР, в то время как он сам с Пхеньяном и лично Кимом-младшим прекрасно поладил и нашел общий язык. Это, конечно, изрядная наглость, с учетом того, что перед поиском общего языка он по собственной инициативе приблизился к войне еще ближе, чем Обама. Но подобная сверхнаглость вообще в традициях американцев – они, допустим, заявляют, что не уйдут из Афганистана и не бросят своих тамошних союзников, как русские, хотя во время нашей афганской кампании сами громче всех требовали ее прекращения. Ким же, наверное, наблюдает за ужимками и прыжками свежеприобретенного «друга Дональда» с легкой лукавой усмешкой. Северокорейский лидер добился всего, что хотел тактически, а стратегически чуть приблизился к заветной цели объединения Кореи, причем на компромиссных условиях, а не по лекалам горбачевского дозволения западным немцам совершить аншлюс ГДР. Разделенному русскому народу бы такого Кима.

Но пока Кима нет, российские дипломаты и чиновники наперебой радуются итогам сингапурского саммита, намекая, что нельзя забывать и про нашу страну. Так, глава международного комитета Совета Федерации Константин Косачев, заявив, что без усилий Москвы и Пекина саммит бы не состоялся, добавил: «Здесь «шестерка» будет иметь ключевое значение, в том числе, для того, чтобы давить на США, давить на КНДР, и добиваться того, чтобы стороны выполняли достигнутые договоренности… Однозначно, роль [России и Китая в переговорах] ведущая…Если США попытаются дальше тянуть одеяло на себя, весь переговорный процесс совершенно точно рухнет». Благие пожелания и ожидания, но реальность чуть иная — кореевед Георгий Толорая в интервью официозной «Российской газете» отметил: «Сейчас мы остались в стороне. Мы не играем главной роли. Трамп упомянул все страны шестисторонки, включая даже Японию, но не Россию. Китай тоже в последний момент успел активизироваться и продемонстрировать свой флаг, в том числе и в буквальном смысле слова, когда предоставил Ким Чен Ыну для перелета в Сингапур свой самолет. А нас как бы нет».

Какие уроки можно извлечь из всех этих событий? На наш взгляд, их три. Первый – в международных отношениях нужна разумная благодарность. Признание КНДР российского статуса Крыма было актом, мало что меняющим в миропорядке, ключи от полноценной международной легитимации этого статуса находятся у других держав. Точно так же мало что изменило в мире признание независимости Абхазии и Южной Осетии Венесуэлой, Никарагуа и Сирией. И все же символически данное признание было важным и значимым. Полбеды, что в ответ на него мы присоединились к санкциям против КНДР. Хуже всего, что никакой выгоды нам сей шаг не принес. Северная Корея закономерно, пусть и про себя, обиделась, и вряд ли ее желание видеть Россию активным участником урегулирования стало больше. Запад устами Трампа скупо похвалил Москву, а в мыслях добавил лишний штрих к давно уже сформировавшемуся портрету российской дипломатии и чиновничества.

Второй урок – в международных отношениях нужна четкость. «Дерусь потому что дерусь», «все побежали и я побежал» — для значимой державы, тем паче с учетом так часто упоминаемого официозными пропагандистами курса на прагматизм, это не слишком уместно. «Да как же тебя понять, коли ты ничего не говоришь?».

Третий урок – в международных отношениях нужна жесткость. Ким своей жесткой позицией добился встречи с американским президентом и подписал с ним выгодную для себя договоренность. С российским же национальным лидером его вашингтонский визави переговорил пару раз «на ногах» в ходе многосторонних встреч, а вот полноценная личная встреча никак не состоится – то протокольные службы не поймут друг друга, то внезапно вспыхнувшее желание тут же пропадет.

А мой такой… мог бы стать поэтом,

Но и тут что-то не свезло,

Ну, да зато лучше всех на свете

Он поёт да песни про любовь.

Возможно, нынешнее очевидное укрепление отношений с Китаем и их выход на стратегический уровень поспособствует обретению нами четкости и жесткости, а заодно и поможет не на бумаге, а на деле вернуться в корейское урегулирование хотя бы «шестым запасным» (но нужно хотя бы точно понимать, зачем нам это нужно). Главнее — опять не променять это стратегическое партнерство на добрую улыбку и комплимент от Трампа, тем более весь запас комплиментов он уже потратил на Кима.

Станислав Смагин, заместитель главного редактора ИА «Новороссия»