Станислав Смагин: Еще потеряно не всё

2018 год не принес излечения донбасско-украинской раны – самой страшной национальной, геополитической и метафизической раны русской цивилизации. Эта рана продолжает кровоточить, гноиться и углубляться. И все попытки сделать вид, что эта рана, вопреки всем законам медицины, способна сама по себе затя

2018 год не принес излечения донбасско-украинской раны – самой страшной национальной, геополитической и метафизической раны русской цивилизации. Эта рана продолжает кровоточить, гноиться и углубляться. И все попытки сделать вид, что эта рана, вопреки всем законам медицины, способна сама по себе затя

2018 год не принес излечения донбасско-украинской раны – самой страшной национальной, геополитической и метафизической раны русской цивилизации. Эта рана продолжает кровоточить, гноиться и углубляться. И все попытки сделать вид, что эта рана, вопреки всем законам медицины, способна сама по себе затянуться либо, как максимум, сожрать часть тела, на которой расположена и после этого успокоиться, являются мало того что глупостью, но еще и настоящим преступлением. Страшный недуг не уйдет в небытие, пока не заразит и не убьет весь организм, и целый набор всех признаков этого заражения все явственнее проступает с каждым днем.

Продолжились военно-террористические атаки на города и села Донбасса, как правило, безответные ввиду «безальтернативных Минских соглашений». Продолжился и точечный персональный террор, наиболее громким актом которого стало убийство главы ДНР Александра Захарченко (оставшееся подчеркнуто безответным ввиду все того же гнусно-прискорбного «Минска»). У людей Донбасса и тех, кто сопереживает им в Российской Федерации, почти опустились руки и начались серьезнейшие (неизвестно, насколько обратимые) перемены в сознании.

Я уже цитировал в статье для другого СМИ книгу замечательного историка Дмитрия Лабаури о болгарском национальном движении в османской Македонии на рубеже XIX и XX веков, горячем, жертвенном и захватывающем всех от мала до велика. Движение закончилось грандиозным восстанием 1903 года, его проигрышем и постепенным затуханием национального чувства. Лабаури приводит конкретный пример болгарско-македонского писателя Стояна Христова, до взрослого возраста сохранявшего болгарскую идентичность самосознание, но затем «в буквальном смысле переродившегося» и ставшего рьяным поборником самостоятельной македонской нации: «В 1985 г. его работы были впервые переведены с болгарского и английского на македонский литературный язык и изданы в Скопье. При этом С.Христов предварительно добровольно дал согласие на то, чтобы во всех его литературных творениях дефиниции «болгарин» и «болгарский», относившиеся лично к нему лично к нему, либо к населению Македонии, были заменены в новой редакции соответственно на «македонец» и «македонский». Так выглядит пример эволюции сознания, пережитой в течение всего одной человеческой жизни. Но в действительности он был характерен для целого поколения. Новый дух эпохи с середины XX в. неумолимо разрывал всякие связи Македонии с Болгарией, толкая людей даже к такому кощунству, как отречение от очевидной памяти прошлого. Немногим оставшимся к тому времени еще в живых македоно-болгарским активистам, принесшим лучшие свои годы на алтарь борьбы за общеболгарское единство, оставалось лишь вспоминать «светлые дни» – «дни борьбы за светлые идеалы»».

При нынешнем развитии событии и продолжении попыток интегрировать Донбасс обратно в Украину он станет если не второй Галицией, со всеми основаниями ненавидящей Россию за предательство, то новой Македонией, не любящей Украину, но и подчеркнуто разорвавшей связи с русскостью. Не понимать это можно лишь при полной потере здравого ума и твердой памяти.

Продолжилась стагнация уже упомянутого «Минского формата» и всех иных платформ международного взаимодействия по Украине, включая «Нормандский формат» и канал связи с американским спецпредставителем Волкером. Киев глумливо подчеркивает свой фактический отказ от всей этой возни почти каждый день, европейская дипломатия жмет плечами, отношение же американцев красноречиво показывает ультиматум Волкера, пообещавшего посетить Москву лишь после освобождения украинских моряков, захваченных российскими пограничниками во время провокации в Керченском проливе. Это, как и сам ноябрьская провокация, и анонсированное Турчиновым ее повторение заодно и красноречивый ответ на все попытки Донбассом заслонить крымский вопрос: про Тавриду никто не забыл, более того, за нее могут в итоге приняться даже раньше.

Квинтэссенцией российской внешнеполитической позиции по всем творящимся безобразиям стало недавнее интервью главы МИД С.В.Лаврова. «Мы поддерживаем отношения с украинским государством, а не режимом» (нелепицу, за которую сказавшего выгнали бы с занятий на подкурсах МГИМО), «признание ЛНР и ДНР – это проявление слабости», «признаем мы их, порадуются в поселке Зайцево, а что дальше» и прочая вакханалия глупостей и гнусностей. Прибавим к этому все возрастающий товарооборот между Российской Федерацией и Украиной, в том числе и идущий на пользу украинской военной машине, а также, если так можно выразиться, внутридипломатический фронт – участившиеся и случающиеся каждые несколько дней попытки выдать на киевскую расправу украинских политэмигрантов и бывших ополченцев Донбасса. Тут впору вспомнить известный анекдот: «Ты чей друг вообще, мой или медведя?».

Буквально несколько месяцев понадобилось, чтобы реализовать десятилетиями обсуждавшийся проект «украинской автокефалии». И пусть у этого наспех сляпанного детища родителя №1 и родителя №2, сиречь киевского раскольника Денисенко и стамбульского раскольника Архондониса, а также их коллективного заокеанского шафера, каноничность не то что на нуле, а глубоко в минусе – Киев, Вашингтон и Фанар это, кажется, только распаляет. И открытое беспрецедентное американское вмешательство в происходящее, вроде угроз госсекретаря Помпео балканских православным патриархам всяческими карами в случае поддержке линии РПЦ, как раз имеет целью сообщить городу и миру: «Да, мы обнаглели, и что?». Москва, увы, вновь торопливо прячет – ничего, мол, ничего.

Еще сильнее стало и использование темы Донбасса и «русской угрозы» в качестве инструмента (причем едва ли не единственного) внутренней украинской политики. Порошенко орудует этим инструментом на манер многофункционального, выкидывая то автокефальную тему, то азово-черноморскую с последующим военным положением. Остальные кандидаты, в первую очередь Тимошенко, за неимением админресурса вдохновенно рассказывают, как, обретя власть либо ее кусок, начнут уничижать Донецк, Луганск и Москвы более лучше, чем Петр Алексеевич. К президентским, а затем парламентским выборам это соревнование реальных и обещаемых военных преступлений дойдет до высшего градуса, и если полномасштабная эскалацию и не случится, будет, как говорится, такая борьба на мир, что камня на камне не останется.

Кажется, поводы для оптимизма практически исчерпаны. И все же он еще чуть-чуть да теплится. Сложно и даже невозможно искать его источник в открытых декларациях дипломатов и руководителей разных стран и глухих слухах из-за дверей их кабинетов. Но еще не умершая, несмотря ни на что, русскость и окрашенная в ее цвета надежда жителей Донбасса, упорное сопротивление клира УПЦ МП репрессивному порошенковскому нажиму, летний украинский крестный ход на несколько сотен тысяч человек, ожесточенная борьба российских патриотов-общественников за невыдачу ополченцев и политэмигрантов… Все это формирует некое пространство, не дающее совершить самую страшную и окончательную капитуляцию – опустить руки или, наоборот, поднять их вверх под лицом неизбежного. Потеряно еще не совсем все – а значит, остается хоть что-то.

Станислав Смагин, главный редактор ИА «Новороссия»

Новости партнеров