Станислав Смагин: Европа? Да ну ее…

Отношения России и Европы в политическом, культурном, мировоззренческом, историософском и иных планах – тема богатая настолько, что практически неисчерпаемая. Если останавливаться на политике и историософии, весьма большую, пусть и не исчерпывающую объяснительную силу, на наш взгляд, имеет теория Вадима Цымбурского о раз за разом повторяющихся циклах русского «похищения Европы». Каждое «похищение» делится на пять фаз: вовлечение России в европейские дела на стороне одного из тамошних центров силы, вторжение европейского гегемона в Россию с целью ее покорения, победа России, превращающая ее саму в европейского гегемона или как минимум одного из двух-трех ведущих игроков, объединение всей остальной Европы ради «наказания», ослабления и символического изгнания России с европейской арены, разочарование России в Европе и переход к горчаковскому «сосредоточению».

И действительно, далеко не всегда Россия противостояла объединенной Европе, часто входя в коалиции с одной европейской силой против другой, скажем, в Семилетнюю войну, войны против Наполеона, Первую мировую (с известным и печальным исходом). Но, наш взгляд, наибольшее удовлетворение и психологический комфорт Европа обретает именно на стадии №4, объединяясь для громкого возгласа «место!» в наш адрес.

Так было в Крымскую войну, когда Англия, Франция и Сардиния вместе с Турцией вгрызлись в наше тело при холодном нейтралитете вроде бы дружественной Пруссии и агрессивном недоброжелательстве Австро-Венгрии, несколькими годами ранее русскими штыками спасенной от распада и кровавой смуты, а теперь решившей «удивить мир своей неблагодарностью».

Так было в русско-турецкую войну 1877-1878 годов. Тогда мы лишь обещанием территориальных приращений с большим трудом добились нейтралитета Австро-Венгрии и с еще большим трудом отвели угрозу столкновения с Англией, во многом благодаря не пророссийской даже, а антиосманской позиции блестящего политика Уильяма Гладстона. Затем же на Берлинском конгрессе «честный маклер» Бисмарк поспособствовал тому, что Вена и Лондон получили от победы значительно больше, чем, собственно, победоносная Россия, особенно по соотношению «затраты-результат».

Наконец, так было в 1918 году, когда Антанта, не испытывая ни малейших сантиментов по поводу кончины союзной и многократно ее спасавшей в предыдущие годы Российской империи, вступила на российской территории в увлекательную грызню за ресурсы и иную добычу с Германией и Турцией, не остановившись и после поражения оных.

Во второй половине ХХ века, после Второй мировой, схема, описанная Цымбурским, усложнилась за счет того, что Западная Европа стала частью коллективного Запада, возглавляемого гегемоном в лице США. Впрочем, до поры до времени суть феномена это меняло не сильно. СССР, сделав союзной Восточную Европу, вел тонкую и умную игру с западной частью Старого Света, входя в тесные партнерские отношения с правящими элитами иных государств (например, Франции при де Голле или ФРГ в канцлерский период Вилли Брандта) и полезно используя мощные компартии в Италии и той же Франции, порой оказывавшиеся в шаге от лидерства в своих странах. Пожалуй, в период разрядки и после Хельсинских соглашений 1975 года Кремль даже перебарщивал с приверженностью новой версии международного легитимизма и нежеланию менять сложившийся расклад сил ставкой на полевение всей Европы.

Горбачев, придя к власти, поначалу стремился достичь вечного мира и отчасти симбиоза с коллективным Западом, но по частям: с США просто помириться и уладить спорные вопросы, с Западной же Европой построить «единый общеевропейский дом» на гуманистических социал-демократических принципах. Своим главным соратником в процессе данного строительства генсек видел французского президента, социалиста Франсуа Миттерана. Пожалуй, малоискушенный в дипломатических материях Михаил Сергеевич был искренен в своих намерениях, что никоим образом не оправдывает его перед судом русского народа: искренность это объяснение, но не индульгенция. В итоге Горбачев, пережив миг мировой славы и получив Нобелевскую премию мира, очутился в рекламе пиццы, а наша страна, прошедшая по вымощенной  горбачевскими благими намерениями дороге, — в историческом и геополитическом аду, за пределами былой европейской сферы влияния,  собственной вчерашней империи и даже Большой России во всей ее территориально-географической полноте.

Нынешняя эпоха внесла еще один важный и печальный штрих в теорию Цымбурского. У России нет сил, чтобы грамотно взаимодействовать с Западом в целом либо какой-то его частью против другой. Причем сил нет ни на дружественное, ни на конфронтационное взаимодействие. Речь не о военных и дипломатических силах – в конце концов, и в смутную ельцинско-козыревскую эпоху оставшиеся в наследство от СССР ядерное оружие и место постоянного члена СБ ООН удерживали нас от полного окончательного ничтожества. И не о силах геоэкономических – нынешняя Российская Федерация, чья социально-экономическая система представляет собой диковинный коррупционно-олигархический гибрид феодализма и самого уродливого хищнического капитализма, вряд ли может поставить на кон игры с Европой что-то большее, чем нефть и газ, но и нефть с газом значат довольно много. Речь о силах умственных. Отечественному интеллектуальному, а часто и властному сословию издавна присуща слабость очарования перед Западом. Консерваторы прельщаются его консервативным лицом, либералы – либеральным, левые – левым. Но, пожалуй, впервые очарование превратилось в тотальную, пусть и не всегда осознанную утрату чувства собственной субъектности.

Скажем, в 2003 году Франция и Германия поддержали – скорее, ситуативно, чем со стратегическим расчетом – неприятие Россией американской агрессии против Ирака. Патриоты-консерваторы восприняли это с восторгом, немедленно начав строить планы союза на века. Некоторые же консерваторы, вроде находившегося тогда в этом лагере Владимира Голышева, напротив, вошли в противоестественную смычку с ультралибералами типа Новодворской, призывая поддержать христианские и несущие знамя моральной политики США против растленной, постмодернистской и постхристианской Европы. Практически никому в голову не пришло занять третью позицию – противодействовать американскому гегемонизму, воспринимая временный тактический альянс с лидерами старой Европы именно как тактический альянс.

Ситуация после Крыма и Русской Весны вновь продемонстрировала эту болезнь во всех ее тяжких симптомах. И власть, и обслуживающий ее (в нейтральном техническом значении этого определения) интеллектуальный класс в поиске подтверждения тезису «Европа вот-вот образумится» вслушивались в оговорки и покашливания и всматривались в движения шей, колебания губ и вращения зрачков европейских чиновников и депутатов всех рангов и мастей, заодно яростно болея на парламентских, президентских и чуть ли не муниципальных выборах в странах ЕС за всех и все, хоть отдаленно напоминающее евроскептицизм и готовность конструктивного взаимодействия с Россией. Покашливания и вращения всякий раз оказывались ложным следом, а евроскептики и условные русофилы либо проигрывали, либо мгновенно встраивались в общий русофобский и лояльный Брюсселю мейнстрим.

Затем, после американских президентских выборов, наступил период американолюбия и трампобесия. Чиновники и депутаты пили шампанское и отбивали ладони аплодисментами, надеясь, что новый глава Белого Дома с его программой сосредоточения на внутренних делах оставит в покое их зарубежные счета, особняки и шкурные дела. Интеллектуалы же (к счастью, далеко не все, многие, включая автора этих строк, сохранили холодную голову и критическое мышление) мгновенно поменяли пластинку и начали, словно вышеупомянутый Голышев образца 2003 года, говорить о необходимости «большой сделки» и чуть ли не союза с консервативно-прогрессивной Америкой против либерально-реакционной Европы. Когда Трамп чуть ли каждым своим шагом стал показывать, что ястребиной жесткостью недалеко ушел от своей соперницы по выборам, госпожи Клинтон, местные трампобеснующиеся еще долго говорили, что перед нами хитрый план хозяина Белого Дома и надо ему подыграть в его борьбе с «вашингтонским болотом». Сейчас иллюзии оставили, кажется, и самых ослепленных блеском рыжей трамповской шевелюры. Хорошим тоном вновь стало болезненное наблюдение за выборами вроде итальянских с воплями «Венеция наша!» и последующими круглосуточными онлайн-трансляциями формирования нового кабинета вкупе с анализом покашливаний и похмыкиваний еврочиновников.

Вы спросите, неужели вся эта бурная деятельность абсолютно нелепа, бессмысленна и беспочвенна? Нет, минимальное здравое зерно в ней наличествует. У Европы и вправду есть заинтересованность в возобновлении экономического сотрудничества с Россией, а Украина ей вправду потихоньку надоедает. Рафинированным европейцам, в отличие от грубых витальных американцев, не нужна кровавая бойня в Донбассе с последующей капитуляцией России, безоговорочной и унизительной, и геноцидом мирного населения. Их вполне устроит капитуляция относительно почетная и мирная, прикрытая вводом миротворцев, с предоставлением русским Донбасса ухудшенной версии тех же условий, что есть у русских Прибалтики: да, люди второго сорта, да, лишены политических и культурных прав, да, выбор лишь между полной ассимиляцией «хозяйской» средой и постоянными унижениями, да, бросают в тюрьму, но при этом хотя бы не убивают. Помощь молодой украинской демократии Старый Свет оказывает со скрипом, при этом порой не скрывая своего истинного отношения – так, после субботнего лигочемпионского финала в Киеве президент УЕФА Александр Чеферин язвительно сказал: «Финал ЛЧ не должны принимать города, где фанаты вынуждены ночевать в гаражах». Крым некоторые из европейских политиков готовы если не признать российским, то на неопределенный срок вывести из поля обсуждения, оставив все как есть.

Однако в какие-то реальные подвижки все эти нюансы никак не выливаются и вряд ли могут вылиться. Ангела Меркель посетила Вашингтон, где робко просила Трампа не вовлекать немецкий бизнес в новые антироссийские санкции, а также высказала особую позицию по «Северному потоку». Затем госпожа канцлер посетила Россию, где мило пообщалась с В.В.Путиным. Российские СМИ много говорили об этих поездках как если не о судьбоносных, то о локально крайне значимых, но никаких зримых подвижек так и не произошло. Или возьмем визит Эммануэля Макрона на Петербургский международный экономический форум. Наши СМИ всячески смаковали его многочисленные комплименты в адрес России и русской культуры, попутно дружески иронизируя над оговоркой про «письмо Достоевского Пушкину». При этом дружно и, очевидно, неслучайно была проигнорирована фраза Макрона: «Без прогресса [читай – капитуляции] в российской политике на Украине ЕС санкции не снимет». К чему это нарочитое самоослепление? Украинские СМИ, разумеется, столь же дружно эту фразу процитировали.

Для сравнения – по иранскому вопросу у Европы тоже позиция, отличная от американской. Европейцы имеют в Иране серьезные деловые интересы, нуждаются в иранском топливе и обеспокоены эскалацией, устроенной США и Израилем. Для смягчения ситуация Великобритания, Германия и Францию даже вступили по данному конкретному вопросу в коалицию с Россию, сиюминутную, как и любые коалиции на Ближнем и Среднем Востоке. Внимание, вопрос – с кем эти же государства вступили хотя бы в сиюминутный антиамериканский сговор для защиты своих интересов уже в самой России? А ведь эти интересы обширнее и глубже, чем на иранском направлении.

Сейчас Россия и Запад, включая Европу, находятся одновременно в трех фазах теории Цымбурского. Запад осуществляет попытку подавления России и окончательного решения русского вопроса, но делает это гибридно, открытыми военными действиями на Ближнем Востоке и в Донбассе и политическими на остальных участках. Россия же пытается сосредоточиться, но на уровне интеллектуального и политического сословий крайне слабо готова к этому, поэтому все время порывается броситься на похищение Европы, но очень своеобразное, до боли напоминающее старый анекдот про хозяина, который на заборе написал «Осторожно, злая собака», а когда кто-то приписал «без зубов», приписал в свою очередь «Но засосет до смерти».

Картина Запада, надвигающегося всей своей бронированной тушей на Россию, которая в ответ пытается задушить его в объятиях и залепить глаза поцелуями, согласитесь, крайне обидна для национального самолюбия и не сулит ничего хорошего в практическом политическом смысле. Поэтому в рамках «Науки побеждать» нам, прежде освоения «Науки наступать», нужно хорошенько поработать над «Наукой сосредотачиваться». Нужно отбросить бессмысленные розовые мечтания и надежды на союз с Европой против Америки, Америкой против Европы или евроскептиками против еврооптимистов. На все действия Запада необходимо реагировать, исходя из принципа «если кто-то говорит, что хочет тебя убить – следует ему верить» и счищая словесную шелуху. Всякая фраза европейского политика о России, даже самая приятная уху, должна анализироваться, исходя из его прошлого и отношений его страны с Россией, контекста текущей обстановки и реалистичного прогноза, могут ли эти слова стать залогом последующих дел.

Скажем, недавно Россию посетил болгарский президент Румен Радев, типичный пример бессмысленных надежд на воображаемых европейских друзей России – во время своей предвыборной кампании сей политик беспрестанно говорил о своей русофилии, но немедленно после избрания заявил: «Я натовский генерал, я первый болгарин, который закончил военно-воздушную академию в США, и я буду защищать наше евроатлантическое членство даже более активными средствами, чем сейчас». Радев дал большое интервью российской прессе, суть которого можно свести к простому тезису: «Вы постройте прямой российско-болгарский газопровод, а мы в ответ будем говорить о своей любви к вам». Памятуя, что такой проект уже имелся, назывался «Южный поток» и был заблокирован в 2014 году самими болгарами по настоянию ЕС, в середину этого тезиса нужно, видимо, добавить «и уговорите наших старших европейских братьев, чтобы они палки в колеса не вставляли». Подобным визитерам нужно научиться отвечать: «Давайте наоборот – вы нам что-нибудь построите, а мы в ответ расскажем, как мы вас любим». И тогда не будет мучительно больно за бесцельно прожитые годы, разбитые мечты и потерянные тысячи километров геополитических и геоэкономических фронтов.

Станислав Смагин, заместитель главного редактора ИА «Новороссия»