Станислав Смагин: Ни Курц, ни Трамп и не ООН

Совет Безопасности ООН принял первое за три с половиной года заявление по украинскому урегулированию, которое внес постпред Василий Небензя как текущий председатель СБ. В заявление выражается озабоченность эскалацией вооруженного противостояния в Донбассе, нарушением режима прекращения огня и особенно использованием тяжелых вооружений. Также говорится о безоговорочном уважении суверенитета и территориальной целостности Украины, минских соглашений и нормандского формата. В общем, набор традиционного озабоченного минсколюбия российской дипломатии, перенесенного на уровень международных деклараций.

Формально это микроскопическая победа российской дипломатии – можно положить лишний листок в папку «Доказательства нашей правоты». «Наша» Российской Федерации и «наша» исторической национальной России это, конечно, очень разные наши, как и отношение к Минским соглашениям, но ладно.

Пользы от резолюции мало, есть и вред – нашим штатным пропагандистам будет лишний беспочвенный повод прокричать «ура, мы ломим!» и «мировое сообщество, наконец, начало одумываться». Но они все равно это прокричат, так какая разница, по какому поводу? Чем бы дитя не тешилось, лишь бы дебет с кредитом сходился.

Но и польза, и вред заявления– они сугубо из пропагандистской, воздухосотрясательной плоскости. Реального воздействия на ситуацию этот документ не окажет. Ни с положительным знаком, ни с отрицательным.

Не так давно генсек ООН Антониу Гуттериш сделал заявление о кризисе, настигшем организацию и, в частности, Совет Безопасности: «У нас есть структурная проблема в СБ: он представляет тот мир, каким он выглядел после Второй мировой войны, СБ уже не представляет мир сегодня…В Сирии присутствуют несколько разных армий, всевозможные ополченцы, боевики со всего мира, сталкиваются разные интересы, идет холодная война, есть конфликт между суннитами и шиитами, существуют и другие разногласия между различными частями региона. Очевидно, наивно полагать, что ООН может магически решить все эти проблемы, особенно когда СБ настолько разрознен…Существует дискуссия о реформах, чтобы СБ больше соответствовал сегодняшнему миру. Как я уже неоднократно говорил: без реформы СБ не будет полной реформы ООН». Почему-то эта мысль была встречена российскими СМИ довольно энтузиастично, хотя она представляет собой плохо завуалированное сожаление не из-за разноголосицы в СБ как таковой, а лишь по поводу постоянного места и сопутствующего права вето у России. И реформа, предлагаемая Гуттеришем – это в первую очередь именно исключение России из СБ и/или создание механизма игнорировании ее вето. Странно, что отечественные международники этого не понимают.

Однако были в выступлении генсека и здравые моменты, не касающиеся конкретно России, а дающие объективную оценку текущей международной ситуации. Португалец отметил, что в период холодной войны 1940-80-х существовали, и в первую очередь как раз на базе ООН, механизмы для дискуссии, контроля и коммуникации, чтобы, цитата, «гарантировать, что, когда возникнет риск конфронтации, события не будут выходить из-под контроля». Тут – не поспоришь.

ООН, созданная по итогам Второй мировой войны и пришедшая на смену обанкротившейся Лиги Наций, появившейся после Первой мировой, была своеобразным промежуточным вариантом между двумя идеями и концепциями. Первая – план Рузвельта 1941 года о «четырех полицейских» (Англии, Китае, СССР и США), которые после войны будут отвечать за международную безопасность, остальным же странам, помельче и послабее, достанется роль массовки и подтанцовки. Собственно, в несколько измененном виде этот план реализовался в виде Совета Безопасности. Вторая – мечта мировой леволиберальной интеллигенции, масонских и околомасонских кругов, разделяемая, впрочем, и многими простыми людьми, хлебнувшими ужасов войны, о мировом правительстве, которое возвысится над национальными суверенитетами, и не просто сбалансирует, а снимет все межгосударственные разногласия.

Планировалось, что когда-нибудь, в средне- или долгосрочной перспективе, ООН как раз и станет чаемым мировым правительством, уничтожающим разногласия между странами, а пока будет полем согласования их (в особенности великих держав-победительниц) интересов и выработки консолидированной позиции.

Собственно, процесс первоначального формирования ООН был именно разделом трофейных вещичек между Попандопуло и Сметаной из «Свадьбы в Малиновке». Причем каждая сторона, конечно, хотела быть более удачливым и нахрапистым Попандопуло, но в фильме его нахрапистость обеспечивалась превосходством его пистолета над саблей Сметаны, политикам же приходилось в большей степени выказывать сговорчивость и склонность к компромиссам. Так, англичане включили в число стран-основателей три доминиона Британского содружества, Австралию, Канаду и Южно-Африканское Содружество – СССР в ответ добился отдельного членства для Белорусской и Украинской ССР.

А постоянное место в СБ и вообще в клубе «основных» держав-победительниц Франции – это вообще классика системы сдержек и противовесов. Американцы поначалу не хотели признавать де Голля законным лидером французов в изгнании, а самой Франции после вторжения в ее пределы готовили участь полуосвобожденной-полуоккупированной страны вроде Австрии. «Он [Рузвельт] писал: «Более того, я склонен думать, что, когда мы вступим во Францию, нам следует рассматривать это как военную оккупацию, проводимую английскими и американскими генералами. В этом случае они смогут использовать 90% мэров и муниципальных советников, многих из более мелких чиновников городов и департаментов. Но верховная власть, общенациональное управление должны быть сосредоточены в руках английского или американского главнокомандующего»…Американский план предусматривал передачу союзному главнокомандующему полноты власти на территории Франции. На него же возлагалась задача «создать условия, которые позволили бы восстановить представительное французское правительство»…Главнокомандующий [Эйзенхауэр] получил указание сотрудничать во Франции лишь с местными органами, не допуская создания центральной французской власти и не жертвуя своими собственными прерогативами в управлении гражданскими делами» (Г.Севостьянов, А.Уткин «США и Франция в годы войны 1939-1945»).

Давление англичан, поддерживавших генерала, и необходимость бороться за симпатии французов с также поддерживавшим его Советским Союзом вынудили Вашингтон признать деголлевский ФКНО (Французский комитет национального освобождения), причем Великобритания, США и СССР сделали это в один день. Но американцы по-прежнему скептически относились на место «острого галльского смысла» в послевоенной Европе и мире, и в этом стратегическом смысле англичане были с ними скорее солидарны: «Установив дипломатические отношения с Францией, правительство США не отказалось от своей схемы послевоенного мира, в которой Французская республика не фигурировала как великая держава. В частности, американский представитель на состоявшейся в сентябре-октябре 1944 г. конференции в Думбартон-Оксе при поддержке своего английского коллеги отклонил советское предложение о предоставлении Франции постоянного места в Совете Безопасности ООН. Причем председатель комиссии по иностранным делам сената США мотивировал это тем, что «Франция играла в этой войне роль малой страны»» (там же). Де Голль в качестве скрытой реплики уважаемым англосаксонским партнерам посетил Москву и заключил договор о союзе и взаимной помощи с СССР. В результате и Сталин, и англосаксы сделали ставку на генерала и искусственное надувание авторитета его страны, Сталин – чтобы противопоставить генерала англосаксам, англосаксы – чтобы противопоставить его же резкому росту силы и влияния французских коммунистов и других левых сил. Так и родился известный анекдотический случай, когда Кейтель, увидев на церемонии подписании акта о безоговорочной капитуляции французского представителя, изумленно спросил: «Что, и они нас победили!?». Франция получила-таки постоянное место в СБ ООН, хотя, по чести, заслуживала этого не больше, чем Польша или Югославия.

Путь ООН к «мировому правительству» прервала «холодная война», и в итоге организация откатилась даже от формата согласования интересов между мирно конкурирующими и одновременно сотрудничающими державами. Теперь это была площадка жесткой конкуренции между великими державами-антагонистами и их союзниками – и место борьбы за умы и сердца нейтральных стран. Но и сотрудничество тоже нередко получалась, особенно во второстепенных вопросах. Приведем один пример такого рода: «В начале 1960-х гг. Монгольская Народная Республика оказалась одним из объектов своеобразной международной сделки с участием Советского Союза, США и Франции, а также Марокко и Мавритании. В 1960 г. Королевство Марокко выступило против приема «так называемой Исламской Республики Мавритании» в ООН. В роли временного союзника Марокко в Организации Объединенных Наций выступил Советский Союз. В ночь с 3 на 4 декабря 1960 г. состоялось заседание Совета Безопасности, на котором обсуждался вопрос о членстве Мавритании в ООН. Представитель СССР, председательствовавший на заседании Совета Безопасности ООН, неожиданно для других делегаций предложил обсудить вопрос о приеме Монгольской Народной Республики в члены Организации Объединенных Наций. Советский Союз не смог добиться положительного решения «монгольского вопроса » и, в свою очередь, проголосовал против членства Мавритании в ООН. Ночные прения завершились крайне резким «обменом любезностями» между делегациями США и СССР. В более спокойной обстановке проходило обсуждение кандидатур Мавритании и Монголии осенью 1961 г… США фактически согласились на то, что их представитель назвал «оптовой сделкой». Другие делегации высказались за членство в ООН как Монголии, так и Мавритании. В итоге против приема Монголии в члены ООН не проголосовал никто… История обмена Мавритании на Монголию представляет несомненный интерес как пример успешного урегулирования двух конфликтов путем их связывания в одно целое. Великие державы нашли общий язык и поспешили забыть о достигнутой договоренности» (Н.Добронравин «Модернизация на обочине: выживание и развитие непризнанных государств в ХХ — начале ХХI века»).

Безусловно, когда дело касалось животрепещущих и первостепенно важных вопросов, великие державы мнение ООН игнорировали. Так, Соединенные Штаты после вторжения на Гренаду 28 октября 1983 года воспользовались правом вето, чтобы заблокировать принятие проекта осуждающей их резолюции СБ ООН в отношении событий на Гренаде (за принятие проголосовали одиннадцать из двенадцати членов СБ — все, кроме США). 2 ноября 1983 года Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию № 38/7, в которой американская интервенция оценивалась как грубое нарушение международного права и посягательство на независимость, суверенитет и территориальную неприкосновенность этого государства и содержалось требование немедленно прекратить вооружённую интервенцию в этой стране и вывести оттуда иностранные войска. За резолюцию проголосовали 108 стран, против — США и ещё восемь стран. В довольно грубой форме американцы порой заступались и за своих ближайших союзников – так, осенью 1982 года, когда мир потрясла резня в лагерях палестинских беженцев Сабра и Шатила, госсекретарь США Шульц пригрозил выходом Америки из ООН в случае исключения оттуда Израиля.

В свою очередь, СССР осенью 1956 проигнорировал резолюции ООН с осуждением ввода войск в Венгрию (который, к слову сказать, спустя полвека выглядит одной из немногих действительно оправдывающих свое название гуманитарных интервенций). В общем, острая необходимость и наличие военной мощи были для СССР и США обстоятельствами, пересиливавшими дипломатию и поиск консенсуса. Но все же без крайней нужды до этого старались не доводить – и во избежание ненужного обострения и утраты и без того дефицитного доверия, и памятуя о борьбе за симпатии «третьего мира» и интеллигенции стран Запада, которая тогда была не подчиненной, а самостоятельной и довольно влиятельной величиной. Поэтому и вето далеко не всегда накладывались, и, при угрозе шумного обсуждения в ООН очередного советского или американского вмешательства в дела кого-либо, Вашингтон и Москва предпочитали осуществлять это вмешательство с опорой на местные «прокси» и при участии летчиков Ли Си Цына и Джеф Фер Сона.

В конфликтах, мало затрагивающих интересы главных акторов «холодной войны», либо там, где интересы затрагивались, но отсутствовала перспектива явной, быстрой и легкой победы одной из сторон, ООН была прекрасным вариантом для достижения временного или постоянного компромисса и сохранения лица. Одной из форм такого компромисса были миротворческие операции. Сами великие державы в них участие не принимали, поэтому законная возможность поднять свой международный авторитет была у нейтральных государств и стран-сателлитов СССР и США. (Участие США их союзников в корейской войне под флагом ООН – исключительный случай, когда миротворческий формат прямо применялся одной великой державой против другой. Впрочем, связано это было с тем, что советская делегация, бойкотировавшая тогда заседания, не могла заблокировать резолюцию о военной помощи Южной Корее; это дает повод многим историкам и правоведам до сих пор оспаривать легитимность «миротворческой» операции в Стране утренней свежести.) В советском блоке особенно хорошо как миротворцы зарекомендовали себя поляки. Вообще в рамках ООН Польша пользовалась известным авторитетом и не раз была инициатором важных заявлений и документов: можно вспомнить план создания в Центральной Европе безъядерной зоны, предложенный в 1957 году министром иностранных дел ПНР Рапацким и получивший его имя.

Место в ООН, особенно в СБ ООН и уж тем более среди его постоянных членов, было не только мощным политическим инструментом, но и фактором престижа. А право вето давало великим державам при невозможности осуществить свою позитивную повестку — осуществить негативную. Сочетание двух этих элементов, право вето как деструктивный барьер и престижность места в ООН и его СБ, можно увидеть в многолетней тяжбе вокруг Китая. После победы коммунистов в материковом Китае в 1949 год и изгнания Чан Кайши на Тайвань именно чанкайшисты почти четверть века заседали в ООН и Совете Безопасности. КНР и СССР, даже когда уже произошла кремлевская ссора с Пекином, протестовали и пытались отнять важный и весомый статус у «Китайской республики» на Тайване, но американцы блокировали эти попытки. Однако в начале 1970-х США, решив на антисоветской основе нормализовать отношения с КНР, перестали ставить препоны, и в 1971 году представителей Тайбэя в ООН сменили делегаты Пекина. Разумеется, этот шаг способствовал дальнейшему сближению Поднебесной и «сияющего града на холме». Мы видим, что ООН не только «изнутри», как дипломатическая площадка, но и «снаружи», на уровне обсуждения и предоставления самого членства в Организации, играла значимую роль в межгосударственных отношениях, в том числе и двухсторонних.

Наконец, еще раз вскользь коснемся ООН как важной пропагандистской трибуны. Ярчайший пример – резолюция 1975 года о сионизме как форме расовой дискриминации, поддержанная в том числе и странами НАТО, Турцией и социалистической (буквально – с соответствующими положениями Конституции) тогда Португалией, и ставшая огромным и унизительным ударом по международному авторитету Израиля. Неудивительно, что когда СССР в декабре 1991 года доживал последние дни, Вашингтон и Тель-Авив воспользовались этим, чтобы громкую резолюцию отменить.

После победы США и Запада в «холодной войне» распада СССР и социалистического содружества ООН из важнейшего, пусть и ограниченного в ресурсах и возможностях субъекта международной политики превратилась сначала в пустое место, а затем и вовсе в посмешище. США не прочь получить санкцию Организации на свои и своих союзников агрессивные акции, как, например, в 2011 году перед интервенцией в Ливию (тогда, напомню, из-за компрадорской позиции президента Медведева Россия не стала накладывать вето на соответствующую резолюцию СБ, хотя премьер-министр был против вторжения). Однако когда не получается – все равно нападают без зазрения совести. Так было и в 1999 году в Югославии, и в 2003 в Ираке, причем во втором случае против были некоторые важнейшие американские союзники, в том числе постоянный член СБ Франция. А что ООН? На уровне своего руководства она либо отмалчивается, либо принимает расплывчатые безадресные заявления «ребята, давайте жить дружно», либо изредка робко осуждает США при полном невнимании самих Штатов к такому осуждению. Хотя порой Штаты не игнорируют осуждения, а громко рыкают, и тогда ООН испуганно втягивает голову в плечи. В сентябре 2004 года тогдашний генсек ООН Кофи Аннан в интервью BBC сказал, что «с нашей точки зрения, и с точки зрения Хартии война [в Ираке] была незаконной». Это вызвало немедленную резкую критику со стороны США. В результате в ежегодном докладе Аннана Генеральной Ассамблеи ООН других заявлений уже не было. Кроме того, данное обвинение отсутствовало в докладе Совета Безопасности ООН. Штаты, надо полагать, остались удовлетворены. Впрочем, многие влиятельные члены их истеблишмента давно предлагают отказаться и от совершенно символических обязательств США перед ООН, больше напоминающих обязательства ООН перед США. Высказывание недавно назначенного советником Трампа по национальной безопасности Джона Болтона («нет никакой ООН, если штаб-квартира ООН в Нью-Йорке потеряет десять этажей, разницы никто не заметит»), приведем еще одно: «Американцы – народ практичный. Они не смотрят на ООН через богословские очки, они расценивают ООН как одного из конкурентов на рынке решения глобальных проблем. И если ООН успешно решает проблемы, американцы будут склонны воспользоваться ее услугами, если же ООН не справляется с этими задачами, американцы зададут себе вопрос: «А не существуют ли другие механизмы, другие институты общества, другие рамки? «»

Страны, не входящие в коллективный Запад, тоже сохранили возможность осуществлять односторонние военные и геополитические акции, не оглядываясь на мнение ООН и других его членов. Само собой, ключевое условие здесь – наличие как воли, так и мускулов. Именно так было в 2014 году, когда Крым вернулся в родную русскую гавань, а Россия в ответ на осуждающую резолюцию Организации равнодушно пожала плечами. Но так бывает крайне редко. В остальное время годы уходят на принятие лишенных практического смысла скорбных заявлений вроде того самого, давешнего по Украине.

Необходимости бороться за симпатии «третьего мира» у США и компании пропала – и без того экономическая, политическая, военная и ценностная альтернатива Западу просматривается довольно слабо, а если вдруг поднимает голову – подвергается жесткому и эффективному прессингу. Левая и либеральная антимилитаристская и антикапиталистическая мысль на Западе тоже утратила силу и сетевое организационное единство. Американские левые стали «ястребами»-неоконами, европейские – депутатами и чиновниками ЕС и функционерами НАТО в ранге вплоть до генсека (да-да, нынешний глава НАТО Столтенберг – когда-то участник протестов против войны Воьетнаме, маститый левый журналист, лидер «комсомола» Норвежской рабочей партии и даже агент КГБ). Многие видные мыслители, журналисты и публицисты, левые и правые, в диапазоне от Ноама Хомски, Оливера Стоуна и Линдона Ларуша до Патрика Бьюкенена и Пола Крейга Робертса, продолжают критиковать американский агрессивный либерал-империализм, но они уже больше отдельные прутики, чем боевой и способный погонять Вашингтон веник. Западное антивоенное движение в глубоком упадке. Еще в 2003 году на акции протеста против вторжения в Ирак вышли миллионы, а по некоторым оценкам и десятки миллионов людей (в Лондоне от 750 тысяч до двух миллионов человек, в Риме три миллиона (!), в Москве, правда, всего четыреста), то спустя пятнадцать лет против ударов западной коалиции по Сирии протестовали несколько сотен людей на всю планету. А ведь совершенно вестернизированный Башар Асад объективно более симпатичен, чем Саддам Хусейн.

Если линия ООН порой и претерпевает колебания, а в стенах Организации случаются жаркие и результативные споры, то связано это обычно не с противостоянием Запада и «неЗапада», а с противостоянием элитных групп и партий внутри самого Запада. Именно так дело обстоит с арабо-израильским конфликтом и палестинской проблемой. Разговоры о реформе ООН и ее СБ даже в той части, что не касается постоянного места России в СовБезе и ее права вето, тоже ведутся в первую голову Западом и отдельными его государствами. Да, в постоянные члены СБ метят Индия и Бразилия, но еще больше туда хотят Германия и Япония, экономические гиганты из G8, до сих пор не полностью восстановившие свою международную правосубъектность, утраченную в 1945 году. Справедливости ради, в этом вопросе два крупных игрока Запада скооперировались с парой тяжеловесов «неЗапада»: Бразилия, Германия, Индия и Япония образовали клуб G4 по вопросу постоянного членства в СБ.

Наконец, миротворческие миссии после 1991 года перестали быть проекций равновесия сил между советским и западным блоком. Западное ядро теперь осуществляет и модерирует их, исходя из своих интересов и симпатий. Если особых предпочтений, симпатий к одной из сторон и, особенно, политико-экономических интересов у Запада в конфликте нет, его миротворцы действительно могут быть равноудаленными спасителями и спасателями. Такие примеры можно наблюдать кое-где в Африке. Но если у Запада есть интересы, симпатии и особенно антипатии (к русским, восточным славянам, православным и вообще восточным христианам), миротворческая миссия превращается в улицу с односторонним движением. Так было в Косово и Боснии, так будет и на Донбассе при реализации сценария ввода миротворцев и вне зависимости от их формального подданства.

Резюмируя сказанное выше – никакой практической пользы от пафосных речей и озабоченных заявлений в стенах нынешней ООН, кроме сиюминутного самодостаточного эффекта для внутренней аудитории, нет и быть не может. Даже право вето, которое мы часто применяем по сирийскому вопросу, мало на что воздействует – Запад ни на минуту не прекращает гнуть свою линию. Если же российская дипломатия и пропаганда хотят авторитетом и магией имени ООН превратить в победу какое-нибудь поражение вроде гипотетического ввода миротворцев в Донбасс, то сделать сие им никто не помешает, но к реальной дипломатической успешности и защите русских национальных интересов все это имеет отдаленное отношение.

Преувеличивать связь между временным председательством Небензи в СБ и принятием резолюции по Украине тоже не следует. Временный председатель СБ это крайне символический и условный руководитель, вроде дуайена дипломатического корпуса или капитана футбольной команды, про которого все думают, что он имеет права выяснять отношения с арбитром, а после желтых и красных карточек, показанных выясняющим, очень удивляются – на самом-то деле в правилах ничего подобного не написано. У председателя есть некоторые процедурно-аппаратные права и возможность пролоббировать голосование по какому-либо вопросу, но голосует-то все равно СовБез в целом. Василий Алексеевич Небензя заслуживает большой похвалы за то, что довел заявление по Украине до голосования, где оно было одобрено. Уточним только еще раз, что а) никакой обнадеживающей для Донбасса конкретики в заявлении нет, хотя, к счастью, нет и огорчительной б) никакого практического толку от него нет в) о нем все, кроме пропагандистов, забудут через день.

Примерно то же самое можно сказать и о неоправданных надеждах на российско-австрийское сближение. Да, российский президент посетил Вену и был там очень тепло встречен. Да, Австрия с 1 июля на полгода становится председателем ЕС. Но временный председатель ЕС – это, по сути, такой же почетно-протокольный статус, как временное председательство в ООН, никакого реального веса он стране не добавляет. Хотя практичные австрийцы за теплые улыбки от без одного месяца полугодовых председателей ЕС вполне могут затребовать что-нибудь реальное. Так часто поступали малые страны, в том числе и европейские, в годы первой «холодной войны». В связи с этим – еще одна маленькая отсылка к истории.

В 1950-х-1960-х, помимо дипломатической пикировки двух Китаев, когда Тайбэй разрывал дипломатические отношения с признавшими Пекин государствами, равно как и наоборот (собственно, эта практика существует и сейчас), аналогичным образом складывались отношения ФРГ и ГДР. В Западной Германии существовала доктрина имени статс-секретаря МИД Вальтера Хальштейна, согласно которой ФРГ не имела дипломатических отношений со странами, признавшими ГДР. Исключение было сделано для СССР как для державы великой, пусть и недружественной, а в 1967 году – для Югославии и вечного фрондера соцлагеря, чаушесковской Румынии. Но, в отличие от межкитайской борьбы, стремление к изоляции не было обоюдным. ГДР была не прочь подружиться с капиталистическими странами, но они к налаживанию контактов не рвались. Восточных немцев и СССР как их старшего товарища все это тяготило. И тут, вскоре после смещения Хрущева, на горизонте возникла Финляндия, страна, предельно дружественная к СССР, но все-таки капиталистическая, западная и вполне подходящая на роль «окна в Западную Европу».

У финского президента Кекконена был свой интерес. «Один вопрос стоял выше других – возвращение Карелии или хотя бы ее части. И в этом отношении смена советского руководства стала для Кекконена тяжелым ударом. Он не поднимал этот вопрос, учитывая жесткость нового советского руководства, прежде чем оно не стало склонять Финляндию к поддержке линии Советского Союза в германском вопросе. Тогда Кекконен счел, что шанс появился, и в беседе с послом Степановым неофициально сказал, что Финляндия готова признать ГДР, но только в обмен на возвращение Выборга. Эти «мысли вслух« были переданы в Москву, где они вызвали большой интерес. По словам Степанова, Брежнев и Косыгин лично начали изучать возможности реализации этой идеи» (Юхани Суоми «Из рода лососей. Урхо Кекконен. Политик и президент»). Коалиционное правительство СДПГ и христианских демократов, сформированное в ФРГ в конце 1966 года, решило через Финляндию прозондировать позицию СССР по германскому вопросу. «Попытки использовать Финляндию в качестве посредника не привели к результату, но они дали возможность Москве вновь нажать на Финляндию для признания ею ГДР. Кекконен, как и ранее, подтвердил, что может обдумать этот вопрос, но только в обмен на возвращение Выборга. Поскольку такая сделка не устраивала советское руководство, то вопрос так и остался открытым» (там же).

И слава Богу, а то в итоге остались бы и без ГДР, и без Выборга. Но все-таки несостоявшееся признание финнами ГДР было бы хоть чем-то осязаемым. Радушные же австрийцы же и такого рода услугу оказать нам не в состоянии, хотя что-нибудь получить совершенно не против. Молодой австрийский канцлер Себастьян Курц на пресс-конференции по итогам переговоров с В.В.Путиным подтвердил: «С 1 июля мы будем председательствовать в ЕС и будем активно принимать участие в позиции Евросоюза, будем поддерживать решения ЕС, само собой разумеется, и санкций». Ровно это же после встречи с московским гостем сказал и австрийский президент Александр Ван дер Беллен: «Нужно затронуть вопрос санкций. Здесь Австрия с точки зрения внешней политики действует и будет действовать в согласии с ЕС».

Никто не даст нам избавленья. Ни Трамп, ни Курц и не ООН. Сами, все сами. Сложно ожидать, что Запад пойдет нам навстречу в украинском, да и в любом другом вопросе, когда в нашем собственном парламенте якобы «патриотическая» фракция поддерживает запрет ФИФА на выступлении Юлии Чичериной на музыкально-развлекательном мероприятии для болельщиков по причине поддержки певицей Донбасса.

Станислав Смагин, заместитель главного редактора ИА «Новороссия»