Станислав Смагин: Разборка в большом Бронксе

Говоря о торгово-пошлинном противостоянии США и Европы, отечественные наблюдатели склонны преувеличивать его влияние на наши отношения с конфликтующими сторонами, они же — две главные опоры коллективного Запада. Запад ругался, ругается и будет ругаться внутри себя по множеству вопросов, но по некоторым он вполне солидарен, и то, что один самобытный мыслитель называет «русского дурака бить, деньги брать», как раз относится к числу традиционных точек консенсуса. Конечно, исторически одни акторы и внутризападные коалиции регулярно брали Россию в союзники для борьбы с другими, но сейчас не совсем тот случай, и можно рассчитывать лишь на совсем мимолетные смычки по интересам. Тем не менее, происходящее своим влиянием на глобальную политическую тектонику все равно косвенно затрагивает Россию, да и политолого-исторический взгляд все равно не лишний.

Первой американо-европейской войной, имевшей социально-экономические предпосылки, можно смело назвать войну США за независимость от Британии. Революционеры тринадцати мятежных британских колоний хотели отмежеваться от метрополии не из-за ощущения какой-либо непреодолимой национально-культурной разницы с ней, а из-за свирепой налоговой политики Лондона и его нежелания предоставить колониям место в британском парламенте (известный лозунг восставших – «нет налогам без представительства»). И событие, после которого разногласия перешли из вялотекущей в открытую военную стадию, тоже имело экономический характер: колонисты в гавани Бостона уничтожили груз чая, принадлежавший Британской Ост-Индской компании, каковое событие затем вошло в историю под именем «Бостонского чаепития».

В первую очередь экономическую подоплеку имело и отношение ведущих западноевропейских держав, Англии и Франции, к гражданской войне в США 1861-1865 годов. Процитируем выдающегося историка, одного из основоположников отечественной американистики Роберта Иванова: «В ходе индустриализации по мере успешного развития промышленности возникала настоятельная необходимость создания единого национального рынка, защищенного от экономической экспансии Англии и других европейских стран надежным протекционистским тарифом. Рабовладельцы выступали против тарифа, им нужны были дешевые английские товары. Они возражали против создания единого национального рынка, который оказался бы вне их контроля. И самое главное, они протестовали против усиления экономической и политической власти промышленной, торговой и финансовой буржуазии. Это были уже противоречия принципиального порядка, а не какие-то абстрактные рассуждения моралистов об антигуманной сущности рабства…Лидеры Конфедерации…верили во всемогущую силу «короля-хлопка». Выступая в федеральном конгрессе, сенатор-демократ от штата Теннесси Вигфол заявил: «Король-хлопок и его скипетр господствуют не только над… штатами, но и над Британскими островами, над всей континентальной Европой… 5 млн. человек в Великобритании живут хлопком. Вы можете выращивать свое зерно, и они могут обрабатывать землю, но на неделю лишенная хлопка Англия умрет с голода»».

И еще одна обширная, но заслуживающая внимания цитата из этого же автора: «Британские правящие круги увидели в революционных событиях за океаном угрозу «национальным интересам» Великобритании. В Лондоне поэтому не скрывали своих надежд на то, что гражданская война в США будет кровопролитной, длительной и тяжелой, что она не только подорвет экономические и военные позиции заокеанского конкурента, но, возможно, завершится расколом Соединенных Штатов на два государства — буржуазный Север и рабовладельческий Юг. Во всяком случае уже в 1856 году, задолго до сецессии американского Юга, Пальмерстон, явно предвосхищая ход событий, в одном из своих писем назвал США «разъединенными штатами». Пальмерстон явно выдавал желаемое за действительное. Но в этой постановке вопроса была целая политическая программа: попытаться добиться раскола и всемерного ослабления своего американского конкурента на мировых промышленных рынках, в морском судоходстве. Этой политики Пальмерстон последовательно придерживался на протяжении всего периода гражданской войны в США…Президент мятежной Конфедерации Джефферсон Дэвис объявил, что его правительство использует каперские операции в войне против федерального правительства. Ответом президента Линкольна было заявление о блокаде мятежных штатов. Это уже были акции, имевшие важное международное значение. Они затрагивали интересы многих стран. В первую очередь это касалось Англии и Франции, текстильная промышленность которых нуждалась в американском хлопке. Европейские державы имели в Северной Америке и другие важные торговые и экономические интересы, которые оказались под серьезной угрозой после начала гражданской войны в США» (Р.Ф.Иванов «Дипломатия Авраама Линкольна»)

Север, несмотря на противодействие протоАнтанты, выиграл войну, окреп, и в дальнейшем США, став одной из ведущих мировых держав, еще не раз сходились с Европой не только в геополитических, но и в геоэкономических баталиях. Яростная борьба шла как за национальные рынки самих непосредственных участников, так и за рынки третьих стран и регионов. Можно вспомнить знаменитый американский закон 1930 года, предложенный сенатором Ридом Смутом и членом Палаты представителей Уиллисом Хоули, о резком повышении ставок пошлин на двадцать с лишним тысяч импортируемых товаров. Несмотря на коллективный протест многих американских экономистов, закон был подписан президентом Гувером. В ответ Англия, Франция, британский доминион Канада и некоторые другие государства стали бойкотировать американские товары, тоже повышать пошлины на них и переориентироваться на альтернативные рынки. Для США это стало одним из факторов углубления «Великой депрессии». Сейчас многие оппоненты Трампа в Штатах, критикуя его внешнеэкономический курс, недобрым словом вспоминают именно пресловутый закон. Так, известный экономист Нуриэль Рубини вскоре после избрания Трампа с его лозунгом «Америка прежде всего» писал: «В 1920-х и 1930-х годах США уже проводили аналогичную политику, что помогло посеять семена Второй мировой. Эта политика началась с введения пошлины Смута-Хоули, которая коснулась тысяч импортных товаров и спровоцировала ответные торговые и валютные войны, увеличив тяжесть Великой депрессии». А месяц назад 1157 американских экономистов, среди которых пятнадцать нобелевских лауреатов, написали Трампу открытое письмо, в котором, ссылаясь на последствия все того же закона, отговаривали Трампа от протекционизма.

После Второй мировой войны Западная Европа, как и вошедшие в широко понимаемый Запад страны вроде Японии, с великим множеством оговорок и частных случаев разногласий, но все-таки следовали в фарватере внешней политики Вашингтона. Однако в экономике конкурентное взаимодействие никуда не исчезло, и оно по-прежнему оказывало влияние на американскую внутриполитическую обстановку. Советские исследователи, историк Виктор Борисюк и экономист Владимир Шамберг, в 1990 году писали о США 70-х: «Удельный вес США в экономике капиталистического мира в сравнении с первым послевоенным десятилетием сократился. Уменьшилась доля США в экспорте капиталистического мира, резко упала и доля в золотовалютных резервах. Изменение позиций США в мировом капиталистическом хозяйстве происходило одновременно с повышением значения внешнеэкономических связей для американской экономики, которая длительное время была ориентирована на весьма емкий внутренний рынок. Однако в последние десятилетия общемировой процесс углубления международного разделения труда и интернационализации производства существенно изменил это положение. США стали импортировать примерно четверть потребляемого промышленностью сырья и около половины нефти и нефтепродуктов, большое количество стали, автомобилей, бытовой электроники, одежды, обуви, текстиля и т.п. Значительно возросла и доля экспорта в промышленной и сельскохозяйственной продукции. Сближение уровней экономического развития США и их главных соперников резко обострили конкурентную борьбу между ними. Развернулись ожесточенные схватки не только за рынки сбыта и сферы приложения капитала в третьих странах, но и за внутренние рынки самих империалистических центров, в том числе и рынок США. Впервые в истории внутренний американский рынок стал объектом ожесточенной международной конкуренции. Ухудшение состояния экономики страны к концу 70-х годов предопределило поражение на выборах 1980 г. президента-демократа Дж.Картера и победу кандидата республиканской партии Р.Рейгана» (Борисюк, Шамберг «Экономический и социальный портрет США»).

Победа Запада в «холодной войне», торжество либерального глобализма, Вашингтонского консенсуса и примерещившийся Фукуяме «конец истории» внешне на какое-то время снизили остроту внутризападной геоэкономической конкуренции. Но для вдумчивых социологов, политологов, экономистов и философов применительно к США все более отчетливовставал вопрос: что будет дальше? Мир окончательно поглотит глобализация по американским лекалам и правилам — или сами США будут глобализированы по некоему усредненному космополитическому стандарту? Самюэль Хантингтон так говорил об этом в последних строках своей второй по значимости книги «Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности» (вновь извинимся за объемную цитату): «В новом столетии и в новых условиях у Америки имеются три возможности позиционирования себя на мировой арене. Американцы могут «открыться миру», то есть открыть свою страну для других народов и других культур; могут попытаться переделать этих людей и эти культуры под «американские ценности«; наконец, они могут поддерживать собственную уникальность и противопоставлять свою культуру прочим. Первый — космополитический — подход подразумевает возрождение тенденций, существовавших в Америке до 11 сентября 2001 года. Америка приветствовала мир — его идеи, его товары и прежде всего его население. Космополитический идеал — открытое общество с «прозрачными« границами, поощряющее субнациональные, этнические, расовые и культурные идентичности, двойное гражданство и диаспоры, возглавляемое элитами, которые идентифицируют себя преимущественно с глобальными, мировыми институтами, нормами и правилами. Такая Америка будет мультинациональной, мультирасовой и мультикультурной…Космополитическая альтернатива открывает Америку миру, и мир пересоздает Америку. А в имперской альтернативе уже Америка пересоздает мир. «Холодная война» завершилась уничтожением коммунизма как глобального фактора, определявшего роль Америки на международной арене. Тем самым либералы получили возможность проводить внешнюю политику, не опасаясь обвинений в том, что эта политика подрывает национальную безопасность; целями новой политики стали укрепление нации, гуманитарные интервенции и «внешнеполитическая деятельность как социальная задача»… Часть представителей американских элит достаточно благосклонно относится к превращению Америки в космополитическое общество; другая часть выступает за обретение Америкой статуса империи. Подавляющее же большинство американской публики привержено национально-патриотической альтернативе и сохранению и укреплению существовавшей на протяжении столетий американской идентичности».

В некотором смысле весь мир в конце XX-начале XXI века стал борьбой между американскими стратегиями будущего. Вообще собственная внешняя политика разных ведомств, партий, корпораций и интеллектуальных центров – один из признаков большой державы, и США — первейший пример. Правда, Штаты имеют возможность вынести издержки подобной дипломатической полифонии во внешний мир, собственные же граждане как минимум ничего не теряют, а то и приобретают. А вот в России говорить о выгоде для широкого круга граждан не приходится, издержки же – другое дело. Чем обернулась разноголосица министерств, институтов и разных групп чиновников в украинском вопросе, можно поинтересоваться у жителей Донбасса.

Впрочем, в итоге борьба двуликого американского Януса, где победу одерживал глобалистский лик, стала оборачиваться бедствиями и для самого звездно-полосатого государства. В культурно-политическом плане свидетельством тяжких деформаций стало резкое изменение расового и этнического лица страны, ее традиционных ценностей, в социально-экономическом – ласкающие взор любого американофоба развалины Детройта. «Молчаливое» консервативное большинство страны все больше хотело отгородиться от зарубежных экономических вторжений протекционизмом, а от вторжений мигрантских – защитными валами и обеспечивающими их законами. Договоры Обамы о Трансатлантическом торговом и инвестиционном партнерстве и Транстихоокеанском партнерстве стали лебединой песней американского глобализма как превалирующей концепции. Трамп пришел к власти, объединив в программе два из трех вариантах, обозначенных Хантингтоном: защита американской национальной идентичности, простого трудового люда и экономики на внутренней арене, сдержанное и выборочное модерирование международной политики по американским рецептам на внешнем обводе.

Американские глобалисты, разумеется, не сдаются и пока отнюдь не могут считаться проигравшими. В общем-то, лишь по вопросу введения экономической автаркии Трамп пока выполняет свои обещания, по большинству же остальных пунктов он плывет по течению, а то и, как в случае отношений с Россией, реализовывает линию предыдущей администрации с еще большим, чем она сам, рвением.

Тут, говоря об американских глобалистах, необходимо сделать важную ремарку. Американские они лишь по месту базирования мозгового центра, выставочным фигурам формальных лидеров, «всештатовских старост» на манер Калинина, да по возможности использования американской военной мощи. В остальном же это транснациональный финансово-экономический и политический конгломерат компаний, групп и фигур вроде Сороса. США как государством глобалисты дорожат, но исключительно утилитарно, и в случае серьезной нужды переместят точку опоры на другую подходящую территорию. Например, в Поднебесную.

Китай, который после победы Трампа и даже еще в ходе его предвыборной борьбы будто наперекор ему стала твердить о приверженности свободной глобальной торговле, представляет собой крайне интересный феномен. Сложно разобраться, кто и что он в системе координат глобализации, объект или субъект (или хотя бы – кто он в большей мере). С одной стороны, китайцы покупают контрольные пакеты акций в крупнейших западных компаниях, успешно и с позиций силы ведут торговую войну с Америкой, которую, кажется, готовы потеснить с мирового трона. Но можно не без оснований возразить: Китай не конкурент, а полуколония Запада, место выноса грязных и требующих дешевого низкоквалифицированного труда производств, что здесь воплощен в жизнь самая дикая и людоедская из всех возможных форма капитализма, некогда ласкавшая умы Гайдара, Мау, Пияшевой и Ко, а население находится в двойном рабстве у заграничных толстопузов и собственных бонз. Бонзы же вполне интегрированы в западную сладкую жизнь, о разрушении либо переформатировании которой под себя даже не помышляют.

В некотором роде правда и то, и то другое, а истина где-то посередине. Обратимся вновь к Америке. Она сейчас – мировой гегемон? Да. Соответствуют ли глобальные амбиции Вашингтона мессианскому американскому духу? Вне сомнения. Однако американская политика давно уже направляется транснациональными финансово-экономическими силами, а также идеологическими группами, бесконечно далекими от традиционных американских консервативных ценностей, в первую очередь Юга страны. Мессианский дух оседлан чуждыми ему силами, и если Буш-младший хотя бы мотивировал вторжение в Ирак личной просьбой Иисуса, то экспорт ценностей феминизма и ЛГБТ на Ближний Восток уж точно реднеку из Теннеси и протестантскому пастору из Оклахомы абсолютно не близок. Дополним это борьбой мотиваций и целеполаганий внутри правящей элиты. В 2013 году Обама явно облегченно вздохнул, когда мирный план Путина по Сирии дал возможность слегка обуздать звездно-полосатых «ястребов», толкавших американского президента к вторжению во владения Асада. Или вспомним статью в London Review of Books о том, как американская армейская разведка и Объединенное командование штабов в обход других структур и ветвей власти снабжали Дамаск ценной разведывательной информацией. Можно ли говорить о следовании США собственным национальным интересам, если их понимание даже у разных элитных групп (с разными, замечу, спонсорами за спиной) кардинально разнится, а уж космополитическим финансовым тузам на мнение американцев о своих интересах и вовсе плевать с высоты Статуи Свободы. Мы уже говорили, что подобная разноголосица суть свойство большой державы, но одновременно и в данном конкретном случае особенно это признак державы с большим хаосом. Складывается впечатление, что такие противоречия в объектно-субъектном соотношении не только и не столько следствие, сколько условие владения титулом гегемона. Раскормленной собакой хвосту вилять легче.

Пока же собака вступила в яростную схватку с собственным хвостом, а заодно с младшими товарищами по стае. А что мы? Нам остается благоразумно постоять в сторонке. Заткнуть уши, чтобы не слушать лай, да присмотреться, не прилетит ли из гущи боя какой-нибудь годный для мелких хозяйственных нужд клок шерсти. Главное, чтобы не блохастый.

Станислав Смагин, заместитель главного редактора ИА «Новороссия»