Украина в крови — можно ли было этого избежать?

Вообще донбасские вояки довольно отчетливо делятся на три типажа — тертые жизнью работяги с тяжелыми, земляно-каменными лицами, каких описывал Эдуард Лимонов в своей знаменитой заметке о военном поколении; люди подчеркнуто мирного вида, по которым никогда не скажешь, что автомат им уже привычнее, нежели пульт от телевизора; и вот такие породистые красавцы. Среди молодежи встречается еще и тип "боевого хипстера" — ребята, на которых одинаково естественно смотрится камуфляж и модные эко-шмотки.

Затяжная Донбасская война, перешедшая нынче в масштабную российскую спецоперацию на Украине, будто втянула в свою воронку жителей разных исторических времен. Как будто в одном времени, современном, русских людей уже недостает.

Примерно то же, полагаю, происходило и на той, противоположной стороне, — радикальные националисты, вызывающие призрак Степана Бандеры, причудливо блокировались со столичными креаклами, а затем и с любителями ловить рыбку в мутной воде гражданской войны, — как сказал уже другой воин, москвич: "я понял, что "Свадьба в Малиновке" — документальный фильм". Впрочем, последних было достаточно и по нашу, пророссийскую сторону конфликта.

Но если выступления против Майдана в юго-восточных областях с самого начала имели последовательную, пусть и полифоническую, идейную платформу защиты русской цивилизационной идентичности во всех ее видах — от православного (в противопоставление гибриду униатства) до имперского и советского, интернационального и антифашистского, то разнородная солянка современного украинства сварилась на наших глазах, вобрав в себя фетишизм неонацистов ("фашисты-фетишисты" — комментарий к явлению уже от третьего участника событий на юго-востоке страны У, отсидевшего четыре года в украинской тюрьме) и пещерный национализм западенских селюков одновременно с глобализмом "дивного нового мира" заходящего солнца евроатлантической цивилизации. Если в 2014 все это напоминало идеологическое блюдо того сорта, что распространен у разных народов, когда в ход идет все, что завалялось в буфете, то за восемь без малого лет — вынуждена это констатировать, наблюдая увязание российских войск на подступах к городам, из этого реконструкторского — пополам с футуристическим — бреда, на Украине соткался определенный общественный консенсус. Вернее — консенсус определенных общественных групп.

Что же в этом было плохого? — таким вопросом можно задаться. Почему "рождение современной украинской нации", пусть столь причудливое, непременно должно было привести к войне? Плохое здесь ровно в том, что при всей внутренней разнородности данной идентичности она формировалась на базовом принципе радикальной нетерпимости к идентичности альтернативной, той самой даже не пророссийской, а попросту цивилизационно русской — пусть и с некоторыми этническими и/или региональными особенностями. Идентичности, вообще говоря, абсолютного большинства жителей Украины.

Вряд ли кому-то в разуме придет в голову спорить, что уроженец даже не Донецка или Харькова, но Киевщины или Полтавщины имеет с русской цивилизацией никак не меньше общего, нежели дагестанец, тувинец или калмык — но если с этими народами мы неплохо ладим в общем доме, пусть и в разных комнатах, то современное украинство преследовало целью попросту разломать его часть. Построив на его месте забор — причем мечты об этом заборе между Россией и Украиной буквально звучали из уст украинских политиков.

А забор, отделяющий один народ от другого, родственного, причем родственного не только за счет культурных, но и огромного количества семейных связей, за которым людей подвергают насильственной "перековке", чертовски напоминает забор концентрационного лагеря.

Что же сделало возможным отторгание столь близких ментально людей от русского цивилизационного ядра? Да просто наличие поблизости другого ядра — активного, даже агрессивного западноевропейского, или евроатлантического. При всей любви в культуре Западной Европы, цивилизационные практики этой общности уже несколько веков носят отчетливый колониальный характер, даже и без приставки пост-.

Европа и Северная Америка так давно подсели на колониальную иглу, что это, похоже, уже стало природой большинства государственных образований региона. Англичане от колонизации и эксплуатации ближних соседей — например, ирландцев, со временем перешли к выкачиванию ресурсов из далеких земель, даже не утруждая себя культурным симбиозом с покоренными народами. Утрачивая колонии в двадцатом веке, европейцы отнюдь не утрачивали аппетиты; лимитрофы, образовавшиеся после распада Советского Союза, моментально стали предметом их интереса как новая кормовая база. Это даже не геополитика, а что-то сродни биологической закономерности.
Украина была слишком большим, слишком жирным и слишком гомогенным русской цивилизации куском, чтобы так запросто его переварить. Потому-то идейный состав нового украинства всячески подпитывался и даже инспирировался извне; словно фермент, который паук впрыскивает в обездвиженную жертву, чтобы процесс усвоения питательных веществ затем произошел у него легче. Или — другая аналогия — дрожжи, брошенные в деревенский сортир.

Могла ли Россия смириться с потерей огромного количества носителей близкого культурного кода, фактически — с культурным, а иногда и физическим этноцидом, теми самыми человеческими потерями как среди жителей Донбасса, погибающих под украинскими обстрелами, так и жителей остальной Украины, насильственно форматируемых во врагов? И если нет, то могло ли Российское государство что-либо противопоставить этому до того, как полыхнуло? Технически — наверное; только ленивый не говорит об упущениях российской политики на украинском направлении в последние, хотя бы, двадцать лет. Практически — вряд ли.

Если вспомнить историю Украины, не активные действия (или бездействие) России всегда служили причиной ее шатания, но только лишь объективная слабость русского цивилизационного ядра. Это, если угодно, историческая судьба многострадальной окраины: слабая Россия равно разобщенная, враждующая внутри себя Украина. Украина в крови. И кровь эта начала литься задолго до начала российской спецоперации.

Сейчас, когда из Харькова поступают тревожные сообщения о наводненности города огрызающимися участниками нацбатов, когда подросшая за восемь лет и сформированная украинством молодежь сражается и гибнет в рядах ВСУ ("нас становится меньше, а их становится больше"), когда выращенные на ниве национализма чиновники, у которых нет счастливого билета на Запад, которые запятнали себя преступлениями против инакомыслящих и которым нечего в этой ситуации терять, угрожают согражданам судом по законам военного времени за госизмену государству, которого-де-факто уже не существует, когда в артиллерийских перепалках гибнет мирное население — то, чего российская сторона пыталась, до последнего, избежать, — что еще нам надо вовремя понять про Украину?

Насколько эфемерна украинская государственность, настолько же реален украинский национальный характер. "Они все же хохлы", — как-то раздосадованно бросил Захар Прилепин про жителей Донбасса. "Хохлушка", — улыбнулся мне как-то один из местных — и не то чтобы с неодобрением. Что такое этот характер? Очень деятельный, горячий, искренний — при этом себе на уме. Люди русского фронтира, привыкшие веками жить среди многих огней. Иной раз — таская каштаны из этого огня, но чаще — обжигаясь или даже сгорая. Сейчас они оказались в очередном пожаре истории, занявшимся от этих огней, раздутым извне и подпитанным изнутри как радикалами, так и предательством элит.

За то, что не удалось пожар этот предотвратить — за это надо испытывать ужас и стыд. А не за то, что сейчас приходится тушить его, растаскивая баграми пылающую кровлю.

Но история, как известно, не имеет сослагательного наклонения. Украина даже не восемь, а поболе лет в очередной раз раздирает сама себя. Рвется, буквально, на британский флаг. Что делать с этим, когда затихнет гул огня? Только сшивать, долго и терпеливо, полосу за полосой. При сильной России украинская земля родит и новых канцлеров Безбородко, и новых романистов Гоголей; при слабой — изойдет кровью, из которой новые паны наделают краковской колбасы.

Автор: Наталия Курчатова, собкор "Ридуса" в Донбассе специально для ИА Новороссия