Уроки столетия: Очерки о подвижниках веры земли Луганской (третья часть)

Уроки столетия 1917-2017: Чем ночь темней — тем звезды ярче

Очерки о шести подвижниках веры — кандидатах на возможное прославление в лике новых Святых — Новомучеников и Исповедников Луганских ХХ века

Очерк третий. Дьяковское братство пастыря и мирянина «в печи Вавилонской» (Карский Петр Иванович, Ткаченко Иаков Григорьевич)

На юге Луганщины недалеко от границы с Россией расположено большое и живописное село Дьяково с богатой историей и красивыми кряжами и прудами.

Корни его появления исходят от середины ХVIIIвека. Когда наши земли тогдашнего Дикого поля начинали активно осваиваться различными переселенцами. В том числе, беженцами из окраинных земель Руси в центральной Малороссии. Одновременно наделялись официально в собственность земли в этих краях старшине Донского казачества. Так в 1777 году это место становится частным наделом войскового дьяка (писаря) премьер-майора Ивана Исаева, который занял правый берег речки Нагольной. И Степана Леонова — войскового базарного, который обосновался на правом берегу речки Юскиной. Позднее эти две части поселения слились в одну под именем Исаевка-Дьяково, а после — просто Дьяково. Потому как Исаев был дьяк. И таким образом в селе, в последствие, очень сплелись исторические судьбы малороссийского и великорусского племени.

В итоге своего столетнего развития к началу ХХ века это село, пройдя в том числе, через эффективные аграрные реформы Столыпина, стало очень большим и зажиточным поселением. С вековым сельскохозяйственным укладом крестьянских добротных хозяйств, да и всей социально ментальной жизни Руси — на то время. И по Первой Всероссийской переписи населения 1897 года имело 6 тысяч душ населения, а вместе с хуторами Дьяковской волости — 8 тысяч! Стоит отметить, что к 1911 году село, к примеру, имело 4 (!) школы (3 церковно-приходских и Министерское народное училище), библиотеку-читальню, свое почтовое отделение, медицинский и ветеринарный участок, четыре мельницы, кредитное товарищество и около десятка торговых лавок, и даже цементный, кирпичный и черепичный заводы!

Первый храм села Дьяково был заложен ещё 31 августа 1783 года, а освящен 19 августа в 1785 году. Деревянная церковь была наименована в честь святого патриарха Иоанна Милостивого. А через 15 лет после пожара была воссоздана в виде каменной и освящена в 1804 году.

8-ым настоятелем этого храма в конце 20-ых г.г. ХХ века был священник Петр Иванович Карский. Но недолго.

А церковным старостой при нём, или как указывается в анкете дела — «председателем церковного совета«, — Иаков Григорьевич Ткаченко. Который в графе «социальное положение» отмечен как «средняк«, а в «ремесло или фах» — «пчеловод и садовник» с отметкой «майнового стану» — «дом с пристройкой, 20 ульев пчёл, 50 % саду«.

Отец Петр был родом из Брест-Литовска (Беларусь), потомственный сын священника, 1880 года рождения, прошел обучение в духовной семинарии, и до Мировой войны служил священником в родном городе. После войны был эвакуирован в г. Азов, где тоже служил священником при лазарете до Гражданской войны и 1920 года. Далее был направлен в слободу Дарьевку Ровенецкого округа, где прослужил до 1924 года. (В эти годы в анкете есть пометка, что судя по всему при частых переводах на новые места служения отец Петр оказался «в 1923 г. в г. Шахты под судом в связи с изъятием церковных ценностей, судом оправдан«) После Архиерей перевёл его служить в Новочеркасск, где он служил при соборе, и в с. Каменка. А в 1926 или 27-м году обратно устроился служить в Дарьевку. И только в апреле (!) 1929 года был переведён в с. Дьяково в церковь Иоанна Милостивого.

Крайне важная деталь этого периода биографии отца Петра в отношении последующего дела ареста и обвинения! То есть, отец Петр прибыл служить впервые в совершенно новое место, где не знал никого из местных жителей и всех нюансов их внутренней жизни в селе. И буквально за четыре месяца до экстра неординарного события для достаточно размеренной сельской тишины того времени.

Иакову Григорьевичу Ткаченко на то время было 63 года. И он был из местных. А родом из колх. Таврический Старо-Каранского района Донецкой области. Образование имел начальное.

И именно в этом же 1929 году до «кулацкого» Дьяково дошла советская массовая коллективизация сельских хозяйств. А вместе с ней, понятно, и тотальные репрессии против всех несогласных. (По данным из иных источников за один пиковый 1937 год из сельчан Дьяково было репрессировано 101 человек!) И новая власть (из местных) конечно же, знала и помнила ещё хорошо, как многие жители села сражались сознательно и героически на фронтах 1 Мировой войны, а после ушли (особенно хуторяне казаки леоновцы) на защиту православной монархии. Как и помнили о расстреле в свое время местного Ревкома села карательными органами генерала Дроздова из армии Деникина.

Так вот, в конце августа того же года в селе случился пожар. Точней два пожара подряд за три дня. По первым же шагам дознания стало понятно, что это были поджоги. С применением керосина. Сначала сгорело здание «сельбудынка«, а после и местного клуба — «театра«.

Началось активное расследование этого преступления. Которое, к слову сказать, в отличие от многих иных архивно-следственных дел имеет просто огромное количество всевозможных показаний, свидетельств, включая объёмные допросы самих обвиняемых.

Само следствие чётко делится на два этапа и два уровня ведения дела. В том числе, фактически с дублируемыми материалами одних и тех же допросов и опросов свидетелей. Но и с изменением принципиального подхода к ведению дела тоже, о чем скажем ниже.

Первый этап проходил на местном уровне села и «Дмитровской Раймилиции Луганской округи«. И кстати, все бланки этого этапа представлены на украинском языке. По линии целой массы свидетельств различных сельчан, куда входили на этом этапе отец Петр и Иаков Ткаченко в качестве свидетелей, становилось совершенно очевидно, что нить реальной вины в этом преступлении подводит к некоторым местным «кулакам» с указанием их фамилий и фактов (отчасти более косвенных, а отчасти и более прямых), подтверждающих именно эту версию.

Но когда дело было перенаправлено непосредственно в Луганск то ли на контроль заверения, то ли на определённое доследование — то вектор обвинительных подозрений (а точней — заведомо намеренных и бездоказательных обвинений) резко развернулся в сторону «церковной линии». И Петр Карский разом с Ткаченко были арестованы и помещены в тюрьмах Луганска. А дальше уже, как говорится, пошло по накатанной.

Всё обвинение в этом новом подходе, в отличие от первого этапа с целой массой свидетелей, строилось на показаниях одного (!) человека — церковного (!) сторожа. (Прям почти как по сюжету Евангелия) И его «наблюдениях» и «подслушанных разговорах» отца Петра с И. Ткаченко. Однако, в деле по этому поводу четко зафиксированы ещё и такие факты. Сначала этот сторож сам подозревался и обвинялся в содействии этим поджогам, был также арестован и тоже находился одно время в одной тюрьме с Ткаченко И.Г. Потом, как обычно, переведен был круто в статус свидетеля, обвиняющего уже своих же церковных начальников. Далее отказался (!) от своих же свидетельских показаний, но после вновь, подтвердивший и подписавший их. А предыдущий отказ обосновал тем, что «попал под давление Ткаченко» (конечно же следствие не указывало, что давление если и было по факту — то только на совесть), который смог как-то пообщаться с ним в одной тюрьме. После чего этот сторож был переведён в другой изолятор, а вскоре и вовсе освобождён из-под стражи.

Таким образом, весь дальнейший ход «расследования» свёлся к очередному и банальному фабрикованию ложного обвинения на невинных людей. Но! Которые за то идеально подходили новой власти для того, чтобы представить общественному мнению церковь, которая всячески препятствует «развитию» советской культуры и прогресса в стране, но готова тянуть народ, и особенно молодёжь в «мракобесие средневековья», только подтверждая жёсткость позиции нового государства. И потому не гнушаются даже поджогами культурных заведений новой власти на местах. Что и просматривается наглядно в массе вопросов провокационных со стороны следователей во время допросов.

Так физический огонь ответной житейской мести и человеческого гнева местных зажиточных сельчан, не согласных с методами насильственной коллективизации их, годами и десятилетиями накопленных, — частных хозяйств, превратился по злой воле безбожной власти в духовный и репрессивный огонь «Вавилонской печи» для верных православных христиан. Конкретно одного сельского священника и пожилого пасечника-мирянина. По примеру огня той печи, в котором ветхозаветный царь Навуходоносор повелел заживо сжечь благочестивых иудейских отроков Ананию, Мисаила и Азарию. Когда еврейский народ находился в похожем 70-летнем плену в Вавилоне. За такое же отступление от своего Бога.

Но верен Бог в верных учениках Своих! И тысячи, и сто лет тому назад.

Ни отец Петр, ни Иаков Григорьевич, ни под каким давлением своей вины не признавали! И при этом ни на кого никаких попыток перенести ответственность тоже не делали! А уж друг на друга и подавно. К чему, разумеется, машина соблазнов и прессования активно подбивала за время следствия. А все пробы подвести мотивацию обвинения под натянутое обобщение якобы противостояния православной церкви новой советской культуре отвергали ни менее твёрдо и убедительно.

Вот только некоторые цитаты из ответов невинных страдальцев во время допросов.

Ткаченко И.Г. — «В церкви я бываю очень редко, священник Карский проповеди читает только на большие праздники, в проповедях священник Карский власти и её мероприятий не касался, а они носят чисто религиозный характер«

Карский Петр Иванович (приписка в конце одного из допросов): «Одно чистосердечно скажу, что меня не пугают никакие репрессии возводимых на меня наветов, одно только утешает моё сердце, что во всем этом совесть моя чиста» …

Но ещё более умиляют до глубины души слова, написанные рукой отца Петра простым карандашом на обрывке листа учебной тетради в клеточку. Дело в том, что во время следствия и заключения отец Петр в знак протеста объявлял полную голодовку! И через подачу такого протеста прокурору просил перевести его в изолированную камеру. Явно попав ещё под какие-то искушения или провокации давления в общей камере. И вот среди обоснования своего решения на этом листке запечатлены среди прочего и такие проникновенные слова: «Я вновь категорически протестую против возводимых на меня преступлений, которые противно и гнусно мне не только как духовному лицу, но и всей моей человеческой природе, и в доказательство полной моей невиновности как не могущий иначе ничем доказать, я решил поставить жизнь свою на карту, объявив полную голодовку, и это вынуждает меня исключительно переживаемые мною материальные и моральные ужасы содержания моего под арестом«. Поставить жизнь свою на карту …

Очевидно, и вне малейших сомнений, что по ходу следствия обоим исповедникам предлагалось, как обычно сохранить жизнь и получить взамен какой-то срок отбывания в лагере в случае признания своей вины. И подобный выбор предоставлялся за редким исключением почти всем и всегда. Ведь ломали массу людей и не при таких «удачных» формальных поводах к ложному обвинению, как по дару судьбы. Да и совсем не обязательно было подводить под высшую меру абсолютно всех «церковников» кряду, а даже скорей напротив очень даже желательно было в данном «удачном» формате обвинения добиться именно ПРИЗНАНИЯ (!) вины за поджоги. И ради таких «новых бонусов» новой власти можно было легко и жизнь сохранить арестантам. По «сделке со следствием», как сейчас принято определять. Но для православных христиан это, прежде всего, была бы СДЕЛКА СО СВОЕЙ СОВЕСТЬЮ! Ведь и отец Пётр и Иаков Григорьевич наверняка прекрасно осознавали — в какую ловушку и подлость заманивают их обвинители. Ведь если бы эти два человека признали на то время свою вину именно В ТАКОМ «специфическом» преступлении — то это очевидно открывало бы настоящий карт-бланш для дальнейших беспрепятственных новых витков репрессий на церковь! Так как, был бы создан прецедент «обоснования» схожих обвинений церковных служителей и активных прихожан. Когда каждый раз гонители могли бы легко говорить новым жертвам «как это вы не могли такого сделать?», вон ваши единоверцы наглядно признали, что совершали подобное преступление. Так почему бы, ещё раз, ради такой «стратегической» выгоды и не сохранить жизнь всего лишь двум обвиняемым? Но в том-то и дело, что исповедники веры сами готовы были (по крайне мере в лице отца Петра хотя бы, как мы видим) поставить на карту свою жизнь еще до приговора и ДО-БРО-ВОЛЬ-НО! Если вообще уместно употребить такое определение в данной конкретной и печальной ситуации. Но не подставлять родную Церковь под такие соблазны репрессий на перспективу. Да и образ Христа не порочить чтоб такими примитивными и гнусными «методами борьбы» с безбожной властью. Не говоря уж об их нулевой «эффективности».

Однако, пожалуй, ещё важнее в подвиге этих двух мучеников за свои убеждения, особенно для нас в нашем времени — это свидетельство ЕДИНСТВА духовного, и настоящего БРАТСТВА пастыря и мирянина! Чего так катастрофически нам сейчас не хватает и без всяких гонений внешних даже внутри церковного сообщества среди православных. Где принцип католического еретического учения о разделении церкви на касты «учащих» и «учащихся» на самом деле негласным и неформальным образом глубоко поразил наше церковное сознание и традиции живой соборности скрытым и губительным вирусом. Как ни печально. А эти два наших земляка из недалекого прошлого теперь нам своим альтернативным хранением верности церковному учению и преданию наглядно напоминают о том. И посылают благодатные молнии такого света и устыжения в нашу совесть и наши сердца. Очистив этот свет прежде в себе через огонь испытаний без малого сто лет назад на живом примере испытания своей веры. Вплоть до пролития мученической крови за неё. И за правду Божию.

Через 60 лет во время реабилитации этих двух славных предков луганчан в документе ЗАКЛЮЧЕНИЯ под графой «на Карского Петра Ивановича распространяется действие ст. IЗакона Украинской ССР «О реабилитации жертв политических репрессий на Украине» от 17 апреля 1991 ггода» от руки будет приписано: «За отсутствием совокупности доказательств, подтверждающих обоснованность привлечения к уголовной ответственности» ! …

А вот в «ВЫПИСКЕ из протокола совместного рассмотрения дел числящихся за Чрезсессией и направляемых на Судтройку ГПУ УССР Нач. Луганского Окротдела ГПУ тов. …» от 1929 года будет после текста рассмотрения поставлен совершенно ИНОЙ вердикт и решение.

«ПОСТАНОВИЛИ — Учитывая, что поджог сельбуда и театра в с. Дьяково, безусловно доказан, считать необходимым КАРСКОГО Петра Ивановича и ТКАЧЕНКО Якова Петровича — РАССТРЕЛЯТЬ» …

Приговор был приведен в исполнение 30 января 1930 года.

Последнее же богослужение в храме Иоанна Милоствиого было совершено 7 января 1930 года. Разумеется, иным священником. На Рождество Христово. 10 января уже были сняты колокола и кресты, церковное имущество изъято, а здание храма переоборудовано под … клуб. Окончательно храм был разрушен в годы Великой Отечественной войны. К чему же привело развитие советской культуры (и в селе и вообще в стране) потомки смогут оценить ещё лет через 50-60.

Здесь будет вполне к месту ещё отметить попутно, что с 1892 года в селе был воздвигнут ещё один Петропавловский храм. Который сохранился до нашего времени. И в годы лихого ХХ века в нём служил ещё один уважаемый местный подвижник веры — игумен Павел (Волгин). Который пройдя Гражданскую войну белым офицером, был репрессирован на 10 лет лагерей. А после ВОВ начал служить в с. Дьяково в этом храме. И за годы служения снискал глубокую любовь и уважение местных жителей. Преставился же Богу батюшка на 102 (!) году своей жизни, 30 декабря 1958 года. И его богатая трудами и подвигами жизнь тоже ждёт ещё своего достойного исторического исследования. Которое отчасти начато уже в Ровеньковской епархии в наше время.

А нам уместней бы было хотя бы поблагодарить Бога, что Он явил в нашем крае в то ужасное время огненных испытаний для веры и Церкви таких светоносных христиан. Из среды простых людей, и сельских глубинок, включая. И своим чутким отданием чести, памяти и возношением молитвы об этих душах новых мучеников, быть может, приблизить час великой милости Божией, когда Господь откроет нам в их лице НОВЫХ ЛУГАНСКИХ СВЯТЫХ ПОКРОВИТЕЛЕЙ нашей многострадальной, но угодившей Богу — земли. Да будет тако, Боже, если Тебе угодно!

Материал подготовил Александр Гаврисюк

Читайте также:

Очерк первый: Крепкий Вергунский орешек (Казин Иван Андреевич)

Очерк второй: Учитель с кадилом (Проценко Петр Алексеевич)