Владимир Рябцев и Станислав Смагин: Украина — несостоявшееся государство и состоявшийся антирусский плацдарм
Мы давно привыкли к использованию терминов «проект Украина» и «искусственная украинская государственность», а также к определению Украины как failed state, несостоявшегося государства. Но точно так же мы привыкли к тому, что данные определения сами сторонники украинства и их внешние апологеты называ
Мы давно привыкли к использованию терминов «проект Украина» и «искусственная украинская государственность», а также к определению Украины как failed state, несостоявшегося государства. Но точно так же мы привыкли к тому, что данные определения сами сторонники украинства и их внешние апологеты называют «пропагандистскими штампами» и «ненаучной ерундой».
Подобная критика представляется нам странной хотя бы потому, что длящийся уже четыре с ним года кровавый украинский кризис, который, собственно, и актуализировал вышеуказанные определения, является самым точным их подтверждением на практике. Тезисы относительно Украины как искусственного государства, подобного многим ближневосточным «отпрыскам» пакта Сайкса-Пико и африканским продуктам поспешной деколонизации, а также предложения по внешнему управлению этим государством зазвучали из уст чиновников, по определению знающих (по крайней мере, обязанных знать) цену своим словам, а также либеральных аналитиков, не склонных к излишнему патриотизму и русофильству.
Так, в конце мая 2014 Владимир Константинов, председатель Государственного совета Республики Крым, заявил: «Страну [Украину] в таком виде не слепить. Придется переучредить – я вот такой даже термин применю…Должно сформироваться государство, основанное на федеративном устройстве. Основать это государство должно международное сообщество, в том числе, Россия – без этого уже ничего не получится. Самостоятельно эта страна жить уже не сможет»[1]. Чуть раньше достаточно либерально ориентированный политолог Георгий Бовт писал: «Объективно наиболее разумным вариантом урегулирования на Украине был бы тот, который на сегодня выглядит абсолютно нереализуемым. Это внешнее управление, навязанное совместно Западом и Москвой. Вплоть до ввода согласованного в ООН или ОБСЕ миротворческого контингента. Но для этого надо не только договориться между собой, поднявшись над вульгарными амбициями, но и отбросить всякие благоглупости по поводу «демократического самоопределения» народа. Украина сегодня — не то место, где формальная демократия может принести надежные результаты. Новые формы госуправления там не могут и самозародиться на некоем общенациональном «круглом столе». Потому что непонятно, кто и как за него сядет. Этот «стол» может быть только организован внешними силами, участники его посажены туда принудительно и во многом произвольно, а условия их будущего мирного сосуществования в рамках одной страны (или конфедерации) должны быть им надиктованы предварительно о том между собой договорившимися внешними игроками. Речь о том, чтобы в XXI веке были применены циничные и брутальные методы дипломатии века XIX»[2].
Наконец, в июле 2017 года лидер ДНР А.Захарченко от лица инициативной группы заявил о демонтаже государства Украина в его нынешнем виде и создании вместо него Малороссии. В декларации по этому поводу говорилось: «Проект государства «Украина», сформулированный сто пятьдесят лет назад и реализованный в разных вариантах в течение двадцатого века, достиг своего логического завершения и привёл к распаду страны, гражданской войне и гибели десятков тысяч людей, включая детей, женщин и стариков…Государство «Украина» показало себя как несостоявшееся государство (failed state) и продемонстрировало неспособность обеспечить своим жителям мирное и благополучное настоящее и будущее…Исходя из вышесказанного, мы считаем, что государство «Украина» в том виде, в каком оно сложилось после распада СССР, НЕ ПОДЛЕЖИТ ВОССТАНОВЛЕНИЮ. Мы, представители регионов бывшей «Украины», предлагаем переучредить государство и на месте бывшей «Украины», опираясь на исторические предпосылки, учредить государство МАЛОРОССИЯ. В данном случае переименование страны принципиально важно, поскольку «Украина» как государство повинно в военных преступлениях, массовом терроре и геноциде собственного народа»[3]. Несмотря на крайнюю неоднозначность по ряду моментов и быструю отправку в «запасной фонд», в части признания искусственности и несостоятельности Украины эта декларация и показательна, и доказательна, и символична.
Однако национально мыслящим русским людям и просто носителям минимальной адекватности, вне зависимости от национальности и политических взглядов, — рукотворность и маргинальность политического украинства и печальные последствия, к которым приведет его развитие, были ясны еще в момент зарождения исследуемого нами феномена. Отошлем к сборнику «Украинский вопрос в русской патриотической мысли»[4], составленному одним из ведущих российских историков, Аркадием Минаковым. Хронологически материалы этого уникального сборника принадлежат перу еще Михаила Каткова и Ивана Аксакова, а дальше эстафету подхватывают Лев Тихомиров, Василий Розанов, Петр Струве, Михаил Меньшиков. Среди первых критиков украинства можно отметить не только видных русских консерваторов, но и революционного демократа Виссариона Белинского. Вряд ли сей факт должен как-то особо удивлять – речь, повторимся, идет о банальной интеллектуальной честности и объективности. Эти же качества были свойственны и Розе Люксембург, уже в начале XX века писавшей: «Украинский национализм в России был совсем иным, чем, скажем, чешский, польский или финский, не более чем простой причудой, кривлянием нескольких десятков мелкобуржуазных интеллигентиков, без каких либо корней в экономике, политике или духовной сфере страны, без всякой исторической традиции, ибо Украина никогда не была ни нацией, ни государством, без всякой национальной культуры, если не считать реакционно-романтических стихотворений Шевченко. […] И такую смехотворную штуку нескольких университетских профессоров и студентов Ленин и его товарищи раздули искусственно в политический фактор своей доктринерской агитацией за «право на самоопределение вплоть» и т. д.»[5]
По мере институционализации и внешнего рукотворного укрепления украинского проекта, увеличения его территориальной базы за счет все более пестрых в цивилизационном, культурном, этническом, религиозном и социально-экономическом плане земель, увеличивалось и количество трезвых голов и голосов, предупреждавших, что ничем хорошим дело не закончится. Так, известный поэт и публицист Сергей Рафальский, родившийся на Волыни, учившийся в Киеве, а после гражданской войны уехавший в Европу, в 1977 году опубликовал в известном эмигрантском журнале «Континент» статью «Болезнь века»[6], посвященную национальному вопросу в целом и украинскому национализму в частности. Рассуждения Рафальского по второму пункту спустя сорок лет выглядят настоящим пророчеством, хотя, повторимся еще раз, имело место всего лишь объективная констатация фактов.
Вот что свидетельствует, в частности, относительно украинцев, явно объективный (потому что не великорусский) католический священник о. Владислав Буквинский («Культура», № 11/350, 1976 — «Воспоминания для друзей»). Констатируя, что единства украинского народа пока что не существует (вспомним, что А. Амальрик высказался за четыре республики в пределах Украины), он делит украинцев на две группы: старых советских граждан, жителей так называемой Великой Украины, и «западников». И вот что он по поводу их всех пишет: «Хохол — такое же прозвище украинца, как кацап великоросса. Последний обижается, если назвать его кацапом, и сознающий себя украинцем обижается за “хохла”. Но в то же время хохол сам о себе говорит, что он — хохол и никак не называет себя украинцем. Кто же этот таинственный хохол? Это украинец, но вполне русифицированный. Он хорошо говорит по-украински, часто немилосердно калечит язык русский (общерусский. — С. Р.), но не хочет считать себя украинцем». (Из сказанного ясно, что речь идет не столько о русификации, сколько о нежелании отделяться, выходить из общего отечества, отказываться от созданной совместно культуры.)
«Таких хохлов, — продолжает о. Владислав, — миллионы, и будущее народа украинского зависит от того, что перевесит: украинизация хохлов или хохлизация украинцев». Если представить себе, как то или другое может произойти в действительности, получим такую формулу: либо «хохлы», следуя исторической культурной инерции и естественной склонности двух русских народов жить вместе, останутся в Федеративном Союзе, либо империалистический напор родивших при помощи двух акушерок — польской и австрийской — антирусское украинство галичан преодолеет и колонизует и «хохлов», и заодно (см. ниже) донских казаков (потому что самоопределение «для других» культивируется только в эмиграции или только при обстоятельствах для удовлетворения державных аппетитов не благоприятных).
Хотя самостийники и признают — и в печати, и в частных беседах (Плющ), что если сейчас произвести плебисцит на Украине, то большинство будет несомненно за сохранение федерации, но — увы — народное волеизъявление этих псевдосвободолюбцев из ленинских выучеников ни к чему не обязывает. И вообще каждый национализм, поскольку ему не скрутили шею, не может не быть империализмом: «Галичане, — пишет о. Владислав, — опьяняются видением великодержавной Украины уже не от Буга и Сана, но от Люблина и Кракова до Кавказа… Среди них немало больных национальной мегаломанией…».
Что, скажем от себя, под луной совсем не ново: не так давно один перегретый национализм перешел в нацизм и мегаломанию и кончил мировой бойней. У галичан, конечно, масштабы меньше, но кое-какая резня на Дону и его притоках и для них предвидится. «Независимая Казакия» только сейчас кажется анекдотом, но при известных обстоятельствах (а главное, при заинтересованной помощи со стороны) и она может грудью стать за свою «самобытность» (которую, кстати сказать, найти трудно: ни отличного от русского — хотя бы диалектально — языка, ни отличающейся, хотя бы обрядово, религии, ни своеобразной культуры — даже шаровары с красными лампасами давно изодрались в революцию).
Возвращаясь к галичанам, приходится сказать, что если они имеют полное право делать со своей страной и ее людьми все, что им вздумается, то огромной ошибкой «отца народов» было их включение в Советскую Украину. Если бы в свое время это сделал подавлявший неизвестно для чего венгерское восстание Николай I, за столетие успели бы притереться шероховатости двух разных по корням культур: одна, как говорит о. Владислав, — с исходной точкой в Византии, другая — все-таки в Риме. И это тем более что при австрийцах в Галиции существовало весьма активное «Русское Общество», отстаивающее принцип единства Руси и ее трех народов-племен. После объявления Первой мировой члены этого общества — не без участия мазепинцев — заполнили первый в истории современной Европы настоящий концентрационный лагерь (Талергоф).
В нашем веке кровь и происхождение имеют значение только для оставивших после себя надолго кровавый след «избранных» народов. Остальных объединяет, формирует, «оличивает» история и культура. И та и другая у советских «хохлов» и галичан разные, и чем скорее галицкому народу предоставится возможность самоопределения, тем лучше для народа украинского.
И, в конце концов: почему имеют право на самоопределение мазепинцы и не имеют его «хохлы»?
(Если в данном очерке, посвященном вообще национальности в мире и в СССР, отводится несоразмерно много места Украине, то не из-за того даже, что она является самой большой и, пожалуй, по возможностям если не считать Сибири самой богатой республикой в Союзе, а исключительно потому, что большинству, а пользуясь статистикой «Сучаснiсти», можно даже сказать, — значительному большинству ее населения, за исключением Галиции, угрожает принудительная и, — судя по некоторым «поетам» в галицкой Америке, — беспощадная и злая террористическая «украинизация». Пора наконец к жертвам коммунистических идеалов присчитывать и жертвы идеалов националистических и подумывать о том, чтобы освободиться от тех и от других.)
Самое удивительное в этом споре о несуществующем (как единое сознание) украинском народе — это то, можно сказать, страстное участие в его судьбе, та исступленная забота о его самоопределении, его самостоятельности, которую проявляют его ближайшие западные соседи, а с некоторых пор и новоиспеченные граждане весьма отдаленной и совсем в другой мир включенной страны.
Интерес к Украине поляков понятен и легко объясним их героическим, романтическим, но, безусловно, империалистическим прошлым и не успевшими еще увянуть шовинистическими его остатками. Картины блистательных лет долго живут где-то в мозговых извилинах человека, и стирает их разве в глубокой старости одно безжалостное время. А польский народ еще полон сил, талантов и веры в себя, и его уланы не так давно собирались поить усталых от погони за «красными» коней в Днепре (или даже в Черном море). Кроме того — огромная Евразия действительно нависает над Польшей с угрюмой загадочностью. И если одним снится ветер степей, свистящий в перьях крылатых гусар, то другие слышат топот копыт неудержимо несущейся на Запад чубатой казачьей лавы…
Все это можно понять, а понявши — простить. И все-таки, и тем не менее: отдающее одержимостью желание создать на западных границах Советского Союза новую «Малую Антанту» с обязательным участием самоопределившейся Украины порой раздражает, порой — смешит… […]
Конечно, эмигрантские инспираторы украинской независимости польского происхождения надеются (как и высказал печатно один из них), что «незалежна Украина» вместо русского естественно перейдет под «более симпатичное» польское культурное влияние.
И было бы хорошо, если бы и поляки сколачивали свою «Малую Антанту», не стараясь самоопределять состоящие в Советском Союзе народы. […]
Совсем другого удельного веса вторая категория «самоопределителей со стороны». Они родились и выросли в Советском Союзе, почти все окончили его высшие учебные заведения, почти все занимали хорошие (хоть, может быть, и не столь ответственные, как их отцы) места. И теперь, став настоящими или бывшими, или не сбывшимися на половине пути израильскими гражданами, клянут русский (великорусский) национализм, шовинизм, империализм и то и дело предлагают «русским» весьма действенные для очищения от прошлых грехов рецепты разделения Советского Союза на ряд самостоятельных государств.
Все это в духе начала ХХ века — очень «прогрессивно», но спрашивается: на каком основании эти люди вмешиваются в уже чужие для них дела. В каком смысле советский («русский») «империализм» задевает интересы Израиля?
Цитата весьма объемная, но, согласитесь, заслуживающая того, чтобы ее привести. А когда спустя полтора десятка лет мрачные прогнозы-предупреждения Рафальского стали еще более мрачной реальностью, замечательный отечественный историк и общественно-политический деятель Наталья Алексеевна Нарочницкая сделала прогноз[7], сбывшийся, на этот раз, через четверть века.
Надо отдавать себе отчёт в том, что сегодня на политической сцене Украины, к сожалению, в силу совокупности объективных и субъективных факторов, возобладали силы, чья значимость невозможна без поощрения любых тенденций в регионе в ущерб России, без игры на избавлении от «комплекса младшего брата», без демонстративного отказа исходить в политике из общеправославной цивилизации, общей судьбы. Но это есть игнорирование исторических, геополитических реальностей и пренебрежительное отношение к неумолимой логике истории и интересам украинского народа. Украина — Малороссия — является вне зависимости от желания галицийских экстремистов частью православной цивилизации «правороссов» и не может быть стратегически заинтересована в ослаблении России, ибо немедленно ощутит и уже кое-где ощущает то, что приходится сейчас переживать Сербской Крайне на территории Хорватии (а это есть повторение истории, так как Переяславская Рада была логическим её этапом).
С другой стороны, конечно же, крайние антироссийские силы будут возбуждены ещё больше против Москвы и начнут толкать Киев на резкие и авантюристические демарши . Но именно это отрезвит огромное большинство украинского народа и покажет ему бесперспективность такого пути. Ещё больший стимул получит уже начавшееся размежевание украинского общества по регионам, по-разному относящимся к идее раскола триединого народа правороссов и к перспективам трагического славянского раздора. Политика Киева уже спровоцировала беспокойство в областях со смешанным населением, которые являются продуктом развития совместного освоения России и Украины — Новороссии, Донецкой области.
Настроения в этих регионах уже осложняют манёвренность киевской дипломатии, которая испытывает большой нажим со стороны «латинской» Западной Украины. Если этот нажим усилится в результате серьёзной постановки Россией вопроса о Крыме, то создадутся предпосылки для раскола между Западной и Восточной Украиной, для «федерализации» или «автономизации» Украины и непростого лавирования «украинского центра» — очередной редуцированной копии Союза в период декаданса…
Чем ближе календарь истории приближал нас к текущему периоду, тем шире становился круг людей, признающих расколотость Украины и натужность ее существования в постсоветских границах 1991 года. К примеру, в 2007 году историк Алексей Миллер, достаточно либеральный и предельно далекий от любого национально-имперского реваншизма и ресентимента, писал[8] о наличии внутри границ Украины минимум двух идентичностей.
В ходе политики украинизации, ставшей специфической частью общей для всего СССР политики коренизации, общерусская и/или малорусская версии идентичности оказались вне закона, в том числе и в буквальном смысле. Утверждается именно украинская идентичность. Ликвидация безграмотности проходит на украинском языке.
Однако идеологическое наполнение восточноукраинской идентичности существенно отличалось от западноукраинского варианта. Ненависти к русским в школе, разумеется, не учили. Русские и Россия описывались уже как иные, но «свои». В школе говорили об «интернационализме и дружбе народов». Сколько-нибудь существенного националистического подполья не было. В этих условиях формируется украинская идентичность, которая не имеет столь жесткой этнической доминанты, как в ее западном варианте. Образ военного прошлого, многократно отшлифованный советской пропагандой, здесь тоже совсем иной — восточноукраинцы сражались на правой стороне и вместе с русскими.
Здесь граница между русскостью и украинскостью оказывалась пористой, легко пересекаемой не только в межэтнических браках, но и в отдельной биографии. Л. И. Брежнев, например, пока он делает карьеру на местном уровне, в Днепропетровске, по документам — украинец. Но как только его карьера выходит на союзный уровень — он по документам уже русский.
Отношение друг к другу представителей двух разных украинских идентичностей во многом походит на те отношения, которые были между украинцами и малороссами до Первой мировой войны. Украинцы смотрели на малороссов как на объект просвещения и социальной инженерии, как на заблудших и исковерканных чужим влиянием. Так же смотрят на восточноукраинцев западноукраинцы. Если малоросс упрямо настаивал на своей идентичности, а тем более на ее праве быть доминирующей в стране, то он в глазах украинца становился «вражьим землячком», прихвостнем москалей. Так же смотрит западноукраинец на упрямо отстаивающего свою правоту восточноукраинца. В свою очередь малороссы считали украинофилов подпавшими под вредное влияние (поляков, Австрии, Германии) и обвиняли их в агрессивном национализме. Так же восточноукраинцы смотрят на западноукраинцев, обзывая их нациками и считая, что они служат интересам поляков и американцев. Каждая из сторон сегодня претендует на то, что воплощает ценности демократии и модернизации лучше соперника. Западноукраинцы описывают восточноукраинцев как «совков», а те отвечают насмешками в адрес «рогулей», деревенщины. Обе стороны в своем глазу бревна не видят, обе смотрели и смотрят друг на друга как на «чужих», как на источник угрозы. Что, в общем, не лишено оснований, если исходить из представления, что ситуация такого дуализма идентичностей ненормальна, временна и должна быть разрешена победой какой-то одной идентичности в масштабе всей Украины.
А в 2009 году в схожем ключе очередной украинский политический кризис комментировал[9] либеральный политолог и публицист Александр Баунов.
Украина — одна из немногих стран, состоящих из двух почти равночисленных народов. Как ни стараются сегодняшние власти Украины представить дело так, будто русскоязычное меньшинство живет в стране украинцев – не получается. Меньшинства в половину и даже в 40% не бывает. Таких стран мало, потому что именно они распадаются легче прочих, как распалось датско-норвежское королевство в начале 20 века, Чехословакия и Кипр – в конце, и Бельгия ходит по краю в начале 21-го… В таких странах каждый из двух народов все равно голосует за своих. Сколько раз на Украине проходили очередные выборы, сколько раз Ющенко распускал неудобную Раду и назначал внеочередные выборы — результат был примерно одинаков: восток получал свои голоса, запад — свои… Произошло возвращение украинских выборов к этническому сценарию: фламандцы против валлонцев, греки протии турок, чехи против словаков. Украина вновь превратилась в двудольную культуру вроде боба или горошины, чей плод от любого прикосновения распадается на две заложенные природой половинки.
В результате количество прогнозов уже через несколько лет перешло в качество, причем самым суровым и мрачным образом. После этого называть искусственность и проектность Украины в ее нынешних границах пропагандистским штампом можно, разве что полностью потеряв связь с реальностью.
***
Однако украинские СМИ и политический класс именно что потеряли связь с реальностью и очевидные факты упорно отрицают. Тем более для них не указ мнение любых представителей России, пусть даже либерально и демократически настроенных – недаром украинскому деятелю первой половины XX века Владимиру Винниченко приписывают горестное восклицание: «Русский демократ заканчивается там, где начинается украинский вопрос»[10]. Поэтому обратимся и к мнению видных представителей украинского научно-интеллектуального сообщества.
Сошлемся на классика исторической мысли этой страны, работавшего в основном в США и Канаде – «либерального консерватора», как он сам себя называл, И. Лысяк-Рудницкого (1919 – 1985), и известного современного украинского политолога В.Д. Малинковича.
Оба они (один много раньше, другой – уже в наше время) приводили интересные данные, которые убедительно показывают территориальную неоднородность Украины в границах 1991 года, ее многосоставной характер.
С их точки зрения, она является страной, глубоко «расколотой» в культур-цивилизационном отношении. И основной «раскол», который пересекает всю Украину, проходит по диагонали «Харьков – Днепропетровск – Одесса». Он делит всю территорию этой страны как бы на две части, одну из которых условно можно назвать «польской Украиной», а другую – «русской Украиной», составной частью большого «Русского Мира»[11].
Такого же мнения придерживался и канадский историк украинского происхождения Орест Субтельный, которого уж точно нельзя заподозрить в украинофобии и излишней русофилии – он был, пожалуй, самым видным творцом украинского исторического мифа после М.Грушевского. Субтельный в 1970-х-1980-х пришел к выводу о существовании линии, разделяющей Украину на русскую и собственно украинскую части; эта линия получила в исторической науке имя своего первооткрывателя (на самом деле, конечно, далеко не перво-). К «русской Украине» канадский ученый относил территории Северного Причерноморья, отвоеванные в царствование Екатерины ІІ у турок и татар и затем заселенные и освоенные совместно русскими и украинцами, Слобожанщину, пребывавшую в составе русского государства с 1503 года и лишь спустя полтора столетия принявшую беженцев с Украины, русскоязычный Донбасс с частью территории бывшей Области Войска Донского, а также Крым, что, в принципе, было совсем уж очевидно.
Можно, вслед за Романом Шпорлюком, говорить о двух Украинах: «русской» и «украинской». В географических понятиях первая охватывает индустриальный Донбасс и города на Юге — территории, никогда не бывшие частью исторической Украины. В то же время в таких районах, как Правобережье, часть Левобережья, Западная Украина, всегда заселенных преимущественно украинцами, доминируют украинский язык и культура, особенно на селе. Впрочем, линию между «русским» и «украинским» можно провести и на ином уровне. Мир больших городов — политической, экономической и научной элиты, мир модернизации в целом — в основном русскоязычный.[12]
Даже без учета того факта, что «украинцы» Субтельного это в большинстве своем малороссы, то есть еще одна ветвь триединого русского народа, без учета совершенно особого положения русинов и существовавшей еще сто лет назад мощной галицийской русофилии – признание более чем характерное. Самой очевидной демонстрацией реального существования «линии Субтельного» стали президентские выборы 2004 года, когда именно по ней шел раздел между регионами, проголосовавшими за Ющенко и Януковича.
Факты есть факты. Как мы видим, достаточно крохотных остатков непредвзятости и научного мышления, чтобы признать – независимая Украина после распада СССР оказалась предельно гетерогенной мини-империей, как, кстати, и Грузия. Достаточно обратиться не к мифологизированным (в основном излишне политизированными украинскими авторами), а к серьезным научным исследованиям и разработкам, касающихся этно/лингво-территориальной и конфессиональной неоднородности современной Украины, чтобы убедиться в этом[13].
Что касается «русской Украины», то с самого начала массового заселения этих территорий порядки здесь были общероссийскими. Достаточно сказать, что до революции на этой территории 90 % всех сел управлялось общинами. Именно на востоке и юге Украины в XIX в. началась интенсивная урбанизация и индустриализация. В больших городах, с их гимназиями и университетами, с самого начала доминировал русский язык. Историческая специфика повлияла и на ментальность восточных украинцев, и на их отношение к России, связи с которой в этих краях (после XVII в. на востоке и XVIII в. на юге) никогда не прерывались.
C «польской Украиной» все не так просто… Под польской короной вся она были лишь в середине XVII в. А позже история разделила эту часть как минимум на три региона, в каждом из которых по сей день сохраняются свои традиции, особая ментальность населения, специфическое отношение ко многим проблемам страны и
даже к вопросам ее внешнеполитической ориентации.
Первый регион: земли так называемой Гетманщины, занимающие северо-восточную часть Украины, от Днепра до «русской Украины», т.е. до нынешних Сумской, Харьковской и Днепропетровской областей. Сначала эти земли находились в вассальной зависимости от Московского царства, а заткем были самоуправляющейся частью Российской империи – вплоть до 1785 г. На этой территории сохранялись украинская автономия и украинские традиции, не было общинного землевладения, в крепостное право утвердилось одновременно с ликвидацией Гетманщины. Больших городов здесь было намного меньше, чем в «русской Украине» (по сути, только Киев, да еще, пожалуй, Чернигов и Полтава). Ментальность жителей этого региона, несомненно, отлична от ментальности населения Слобожанщины, Донбасса и юга, с одной стороны, и Правобережья – с другой.
Второй регион: земли, входившие в состав Польши до ее второго раздела и ставшие в 1795 г. частью Российской империи, а затем Советского государства. В его составе они были вплоть до 1991 г. Во многом поведение жителей этого региона напоминает поведение левобережных украинцев. Но здесь бóльшая, чем на воcтоке, концентрация малых городов и соответственно шире распространена, так сказать, «местечковая» психология. Крестьяне здесь, прежде чем познакомиться с крепостным правом по-русски, узнали, что такое крепостное право по-польски. А это не могло не сказаться на ментальности правобережных украинцев.
Третий регион: земли Галиции и Волыни, жители которых неоднократно меняли свое подданство. От Киевской Руки эти земли отделились еще в XIII в. Галиция вплоть до прихода туда Красной армии вообще жила отдельной от «Большой Украины» жизнью. С середины указанного столетия она оказалась в составе Польши. С 1596 г. там утвердилась греко-католическая церковь, признающая авторитет Рима. После первого раздела Польши в 1772 г. регион перешел по управление австрийской короны. А после Первой мировой войны Галицию вновь захватила Польша.
Очевидно, что традиции, обряды и привычный уклад жизни галичан разительно отличаются от таковых в «русской Украине» и в чем-то напоминают нам правила и нормы поведения западноевропейских провинциалов. Русский язык и русская культура для многих поколений галичан были чуждыми. К православию здесь относились враждебно, поддерживать братские отношения с Россией («клятыми москалями») не желали.
Во многом подобна судьба Волыни. Правда, в XIX в. Волынь была в составе Российской, а не Австрийской империи. Но после Рижского договора 1921 г. она вновь оказалась в составе Польши.
Своя история у типично лимитрофных и весьма специфичных в этнокультурном отношении регионов, как Северная Буковина, где всегда было сильным влияние соседней Румынии, и Закарпатья («Закарпатской Руси»). В последнем из двух этих регионов при наличии заметного культурно-политического влияния России (особенно заметным оно было в продвинутых кругах местных русин) традиционно сильным было влияние Словакии и Венгрии. Составной частью Венгерского королевства эти земли были в течение многих столетий. Но ни Буковина, ни Закарпатье, где последние годы набирает силу умеренный национализм русин и крепнут сецессионистские настроения, большого влияния на судьбу Украины эти регионы не оказывают. К тому же, здесь проживает сравнительно небольшой процент жителей страны.
Крым, к счастью, к Украине отношения уже не имеет, но упомянем его, исключительно чтобы подчеркнуть всю искусственность украинских границ образца 1991 года. Полуостров, который после всех экспериментов с «Крымской Калифорнией» и депортации местных татар в 1944 г., просто по недоразумению попал в 1954 г. в состав Украинской ССР и автоматически остался в составе «незалежной» Украине. Это весьма специфическая – пусть и не такая полиэтничная, как во времена Российской империи, но и не моноэтничная – региональная «площадка», являющаяся зоной «наложения» двух цивилизационных «плит» – русской (православной) и совершающей буквально на наших глазах палингенез тюркской (последняя представлена невероятно активным сегодня крымско-татарским сегментом местного социума, который в последнее время заметно исламизируется).
Недоразумение, к счастью, было исправлено, но скажем прямо – Донбасс в составе Украины недоразумение не меньшее, а с некоторых пор еще и кощунственное.
События, начавшиеся в декабре 2013-феврале 2014 года и продолжающиеся по сию пору, лишь предельно отчетливо подтвердили очевидные и до этого истины. Как отмечал еще до второго майдана тот же В.Д. Малинкович, достаточно присмотреться к результатам всех парламентских и/или президентских выборов в Украине начиная с 1991 г., чтобы сделать вывод: они как делили, так и продолжают делить страну по обозначенной выше линии. Все это означало только то, что единой украинской нации нет (как говорит известный российский политолог и публицист В.Т. Третьяков, «государство в стране вроде бы есть, а вот нации – нет»). С приходом к власти группы В. Ющенко и победой «оранжевых» у некоторых политиков и экспертов сложилось впечатление, что украинская идея начала-таки успешно продвигаться с запада на восток; возникли немалые иллюзии насчет того, что такого рода продвижение позволит в скором времени объединить всю Украину. Но, опыт показал, что это оказалось не так. Одностороннее доминирование «западенцев» и их желание обеспечить трансфер западных идей как можно дальше на восток – было не объединением Украины, а не более, чем навязыванием ценностей ориентиров и идеологических схем (причем, с крутым замесом на «интегральный национализм» в духе Донцова и К°) одной части населения остальным жителям этой страны. И, сожалению, практически все политические силы Украины (за исключением, разве что, коммунистов и социалистов) изрядно вложились в этот процесс, кстати, с немалой, да что там, центральной долей русофобии.
Повторимся: сказанное авторитетным украинским специалистом красноречиво подтверждалось еще в мирное время ходом и результатами всех общенациональных выборов в Украине, начиная, скажем, с тех (парламентских), что прошли весной 2006 г., когда в стране возник острейший политический кризис. Глубокий территориальный «раскол» современной Украины по линии «Харьков – Днепропетровск – Одесса» подтвердил и острый политический, возникший год спустя (весной 2007 г.). Вообще надо сказать, что электоральная карта Украины, вплоть до последних выборов в Верховную Раду в 2012 г., когда легитимной вообще стала партия полуфашистского толка «Свобода», идолом которых являются небезызвестные Бандера или Мельник, свидетельствуют о том, что: а) Украина как страна с проживающим здесь малороссийским народом была и остается чрезвычайно гетерогенным образованием (и в этнокультурном, и лингвистическом, и в конфессиональном отношении); б) будучи формально субъектом международного права, с вроде бы легитимным границами, которые она (тогда еще как одна из советских республик) получила в 1945 г. от Сталина, Украина не может обеспечить в должной мере законность и порядок на подконтрольной Киеву территории; в) по большинству признаков, определяющих состояние государственности, т.е. самодостаточности и дееспособности государственной системы, Украина являет собой настоящее failed state. И будет ли здесь когда-нибудь создана (имеется в виду в данных границах и с данным составом населения, «приписанным» к разным, ориентированным по разному в культурно-цивилизационном отношении регионами) – большой вопрос и по состоянию на 2013 год, а сейчас – и подавно. Вопрос, на который требуется русский ответ.
Считаем очень точной характеристику С.Б. Переслегина, который о современной (еще довоенного образца) Украине, писал так: «…хотя она и обладает соответствующей атрибутикой, пока еще не в полной мере является государством. При определенном стечении обстоятельств (выделено нами), она может стать им через несколько поколений. Сейчас речь должна идти, скорее, о «массогабаритной» модели: у Украины еще нет ни своей уникальной цивилизационной миссии, ни определенного места в мировой системе разделения труда». И еще один важный момент, на который обращает внимание питерский исследователь: «Исторически Украина никогда не была субъектом международных отношений. Попытки современного руководства республики возвести родословную свей государственности к Киевской Руси могут вызвать только грустную улыбку»[14].
Неестественность и потенциальную взрывоопасность украинской модели понимали не только сохранившие трезвую голову ученые, но и отдельные деятели украинского национализма. Так, в 1989 году Вячеслав Черновол, известный украинский национал-диссидент брежневских времен и общественно-политический деятель, предлагал следующую реорганизацию республики: «Вижу в состве Украинской Федеративной Народной Республики такие земли, как Киевщина, Подолье, Волынь, Галичина, Буковина, Закарпатье, гетьманщина, Слобожанщина, Запорожье, Донеччина, Таврия (Черномория), а Крым – как независимого соседа, или автономную республику в союзе с Украиной. Каждая из этих земель будет иметь свой парламент (Донецкий Совет, Галицкий Совет и т.д.) и свое земельное правительство, а двухпалатная (с пропорциональным представительством от всего населения и равным – от земель) Центральная рада Украины будет заниматься и гарантировать демократические права (на оппозицию, на свободные выборы, на свободу слова и печати, на частную или коллективную собственность, на неприкосновенность и достоинство личности)»[15]. Однако в дальнейшем, в том числе и в ходе президентской кампании 1991 года (Чорновол выдвигал на них свою кандидатуру и занял второе место после Кравчука с 23% голосов), ввиду общего смещения рамок интеллектуально-политического дискурса резко право, Вячеслав Максимович также изменил свои взгляды в сторону унитаризма. Он отказался от идеи федерализации в пользу расплывчатого «регионального самоуправления»[16], а в 1992 году и его назвал «делом отдаленного будущего». Отказался он и от идеи автономии Крыма, одновременно, впрочем, критикуя западноукраинские центробежные тенденции. Чорновол погиб в 1999 году в таинственной автокатастрофе, а его сын Тарас, к слову, одно время был близким соратником Януковича и даже возглавлял штаб кандидата от «Партии регионов» на скандальных президентских выборах 2004 года.
Иные видные сторонники украинского национализма шли в своем понимании разнородности Украины еще дальше. Известный украинский писатель Юрий Андрухович в 2010 году призывал отделить от Украины Крым и Донбасс: «Если еще когда-то произойдет такое чудо, что в Украине опять победят, условно говоря, оранжевые, то нужно будет дать возможность Крыму и Донбассу отделиться…Политически это другая нация. Я уже сейчас этнических моментов не касаюсь, только политических. Политически это часть российской нации»[17]. Вскоре его мнение поддержал другой известный украинский писатель, Василий Шкляр: «Если провести границу по результатам президентских выборов, то Украина была бы меньше территориально, но это было бы полноценное государство. Здесь даже разговоров бы не вели о том, сколько осталось жить украинскому языку…Крым никогда исторически не был украинской территорией, и если нация больна и не может переварить, освоить эту территорию, то от нее лучше избавиться. Это все равно, когда у человека гангрена ноги, и, чтобы, все тело не заболело, ее просто отрезают…Поэтому не надо жить мечтами «от Сяна до Дона». Если эти «неукраинские» регионы отсоединятся, то Россия уже никогда не будет представлять серьезной угрозы для Украины»[18]. Это же мнение Шкляр повторил и после второго майдана и начала донбасской войны. В аналогичном ключе тогда же высказывались и некоторые другие видные представители медийной и культурной среды[19].
***
Как мы видим, несостоятельность, искусственность и расколотость Украины в ее нынешних «международно-признанных границах» очевидна давно и для всех минимально адекватных и трезвомыслящих людей, даже поддерживающих украинский политический проект в целом. Радикальное переформатирование Украины и интеграция в той или иной форме ее русско-ориентированных регионов с Большой Россией (судьбу территорий, исторически более связанных с Венгрией и Польшей, оставим на усмотрение этих стран) было бы идеальным вариантом по целому ряду пунктов, далеко не всегда совпадающих меж собой, а часто и противоречащих друг другу. Это и историческая справедливость, и интересы России как государства, и интересы разделенного русского народа, и региональная безопасность, и, наконец, интересы самих носителей украинской идентичности, которые могли бы самоопределиться, выбрать магистральные цивилизационные приоритеты (союз с Западом, Россией, нейтралитет) и спокойно существовать в этнокультурных границах, не имеющих конфликтного потенциала.
Но не надо думать, что это произойдет само собой, потому что справедливо, правильно, естественно и т.д. и т.п. Само собой, без активных действий ничего не происходит. Сейчас же мы видим, что события идут не по сценарию, кажущемуся нам справедливым и естественным (и на самом деле являющемуся таковым), а ровно в противоположную сторону.
Да, как самостоятельное государство Украина не состоялась. Но как самостоятельное, обладающее международной субъектностью государство она коллективному Западу и, в частности, США не нужна. Она нужна как антироссийский инструмент и плацдарм, находящийся под колониальным управлением. Методики же и способы колониального управления у западных стран отработаны до совершенства, и «регулируемый хаос», в том числе и через стравливание разных этнических, социальных и политических групп, относится к числу самых излюбленных.
Мы можем предполагать наличие у западных кураторов «проекта Украина» двух вариантов стратегии. Возможно, Украину будут превращать в «антироссийскую Северную Корею», нищую, милитаризованную и предельно сплоченную. В таком случае начнется осуществления сценария строительства гомогенного национального государства по брутальным лекалам экс-югославских республик после развала СФРЮ и стран Восточной Европы (в частности, Польши и Венгрии) после Второй мировой войны. Все мало-мальски активное русское и русскокультурное население будет зачищено любыми способами вплоть до внесудебных физических расправ, рядовые русские обыватели – выдавлены в Российскую Федерацию или насильственно украинизированы. Любые мнения о необходимости более мягких компромиссных решений, кто бы их ни высказывал, будут стигматизироваться и, вероятно, даже уголовно наказываться. Мы видим, как уже сейчас помянутый выше Юрий Андрухович отказался от слов о мирном разводе с Донбассом: «Крым и Донбасс теперь надо использовать по полной. Крым – как постоянное напоминание во всех международных инстанциях о кричащей российской агрессии, преступное нарушение международного права. А Донбасс – как полигон для рождения по-настоящему боеспособной украинской армии»[20]. Правда, в отдаленной перспективе, после «мирного урегулирования» (читай – зачистки) в Донбассе он все еще допускает возможность референдума о судьбе этого региона. В «Украине-Северной Корее» и такие робкие допущения окажутся под запретом.
Второй вариант – полная регулируемая сомализация Украины. В этом случае «незалежная держава» будет угрожать России не своей русофобской стабильностью, а наоборот, нестабильностью. Русский язык, культура и этничность будут не запрещены полностью, а геттоизированы и поражены в правах по образцу Прибалтики или ЮАР. Их носителей сделают в юридическом и политическом плане гражданами второго сорта. В социально-экономическом же плане их ждут те же невзгоды и страдания, что и остальных украинцев. Более того, многие русские, справедливо считая Российскую Федерацию предавшей их, начнут самостоятельно украинизироваться и превращаться в озлобленных русофобов галицийского градуса.
В настоящее время, не определяясь строго в пользу одного из вариантов, коллективный Запад и в первую очередь США придерживаются промежуточной гибридной линии. Возможно, углубляющиеся внутризападные противоречия позволят Москве как-то купировать издержки и облегчить положения Донбасса и русских Украины. Но вероятность этого исчезающее мала ввиду слабой дееспособности отечественной внешней политики. В 2014 году не был использован гораздо более серьезный, случающийся один раз в несколько поколений шанс восстановить историческую справедливость, обеспечить русские интересы и устранить негативное излучение несостоявшейся украинской государственности. Шанс этот бездарно упустили. Российская Федерация решила, не разрубая решительно узел противоречий, использовать Донбасс и русских Украины как инструмент против Украины в целом и Запада. Ни в коей мере не разделяя этот циничный и преступный подход, отметим, что данная московская стратегия в любом случае провалилась. Уже в краткосрочной перспективе Донбасс и «русская Украина» грозят стать инструментом, обращенным против самой России. А в долгосрочной перспективе им, вспоминая известный лозунг «Україна — це Європа», грозит вполне европейская судьба. Мы имеем в виду известную фразу Вадима Кожинова: «Европа – кладбище народов».
Ситуацию еще можно исправить. Но времени практически не осталось. На часах Русского Судного дня без пары минут полночь.
Авторы:
Владимир Рябцев — кандидат философских наук, специалист в области теории международных отношений, региональной геополитологии и политической этноконфликтологии
Станислав Смагин — политолог, публицист, главный редактор ИА «Новороссия»
Примечания